Книга Неприступный герцог - Джулиана Грей

— Морини, — позвала Абигайль, прищурившись. — Этот медальон у вас на шее?

Синьора Морини схватилась рукой за шею и улыбнулась.

— Ничего особенного, синьора герцогиня. Так, безделица.

— И кто же подарил вам эту безделицу? — Абигайль наклонилась, чтобы рассмотреть медальон. На небольшой золотой крышечке были изображены переплетенные виноградные лозы.

— Никто, синьора.

— Подарок от Джакомо, да? Я знала! Наконец-то у вас все сладилось. Какой чудесный медальон!

— Si, синьора. Он очень много значит для меня. Это тот самый медальон… — Экономка умолкла и с задумчивой улыбкой посмотрела в окно.

— Тот самый медальон… — подсказала Абигайль.

Синьора Морини глубоко вздохнула и повернулась к ней:

— Этот медальон Джакомо подарил мне много лет назад. Но я вернула его ему, когда в замок пришло горе. Джакомо ужасно рассердился тогда. А теперь он снова отдал мне его.

Абигайль вскинула бровь. Морини явно чего-то не договаривала.

— Придется мне выведать у вас остальное, — сказала Абигайль, беря со стола поднос.

Экономка рассмеялась.

— Да уж, синьора, от вас так просто не отделаешься.

Абигайль вернулась во двор, где музыканты уже взялись за свои инструменты. На небе поднималась луна, и в какое-то мгновение силы покинули Абигайль. Она облокотилась о стену, не выпуская из рук подноса, и посмотрела на склон холма, террасами спускающийся к озеру. Вечерний свет приобрел голубой оттенок, возвещающий о наступлении сумерек. Кто-то зажег факелы, и ощутимо запахло дымом.

Толпа расступилась, и Абигайль увидела сидящих на скамье под факелами Александру и Финна, который по-прежнему обнимал жену, а свет факелов превратил его рыжие волосы в расплавленное золото. Он что-то сказал Александре на ухо, она рассмеялась и устремила на него полный обожания взгляд.

Напротив них Лилибет остановилась возле своего мужа, чтобы выхватить у него бокал с вином. Роланд в шутливой ярости поймал ее за запястье, и она, наклонившись, поцеловала его в губы, чтобы отвлечь от бокала, который тут же оказался у нее в руках. Лилибет со смехом побежала прочь, Роланд бросился за ней, и вскоре Абигайль потеряла их из виду в толпе гостей.

«Я так счастлива за них», — подумала она.

Она отошла от стены и повернула голову, чтобы отереть о плечо навернувшиеся на глаза слезы. Что проку себя жалеть? Она сама обрекла себя на страдания и должна безропотно нести свой крест.

Она выдержала одиннадцать месяцев без Уоллингфорда. Без его суховатого смеха и теплого тела, без его угроз и шуток, непреклонной стойкости и неожиданной нежности. Пока остальные смеялись и были окружены любовью на протяжении холодной тосканской зимы и цветущей весны, она ждала и молилась. Что ж, она сможет вытерпеть еще один месяц — всего четыре коротких недели. Ведь с наступлением жаркого июля он наверняка вернется. Она должна верить в это. Должна верить в него.

Абигайль расправила плечи и вздернула подбородок. Позади мигнул факел, и в то же самое мгновение чьи-то руки выхватили у нее поднос.

— Поднос кажется слишком тяжелым для такой изящной маленькой феи, как ваша светлость, герцогиня Уоллингфорд.

Ноги у Абигайль подкосились, и она закрыла глаза.

— Святые небеса! Вы вернулись! — воскликнул кто-то.

Поднос куда-то исчез, и сильные мужские руки обняли Абигайль так крепко, что она едва могла дышать.

— Он вернулся! — весело закричал Филипп, пробегая мимо. — Слушайте все! Он вернулся! Я помог ему отвести коня в стойло.

— Ты вернулся, — прошептала Абигайль, боясь открыть глаза. Ее спина прижималась к груди Уоллингфорда, к его крепкой неуступчивой груди.

— Вернулся.

— Вот ты где, старик! Я думал, ты все еще путешествуешь по Монголии, — сказал Финн и дружески хлопнул Уоллингфорда по спине.

— Так и было, — подтвердил тот, и Абигайль спиной ощутила гул в его груди. — Но я насытился приключениями и, решив, что хорошего понемногу, вернулся домой, чтобы любить свою жену.

— Весьма благоразумно, — раздался голос Александры, и Абигайль открыла наконец глаза.

— Ну и ну! — воскликнул Уоллингфорд. — Вы только посмотрите! И как ты умудряешься поднять ее на второй этаж, Берк?

— Глядите-ка, мой блудный братец! — Это был голос Роланда. — Не хотелось бы указывать тебе на очевидные вещи, но, может, ты заметил, что твоя жена посинела?

Уоллингфорд в то же мгновение ослабил объятия, и все засмеялись и заговорили одновременно.

Абигайль не заметила, каким образом оказалась сидящей на скамье за столом рядом с обнимающим ее Уоллингфордом.

Лорд Роланд поставил перед ними поднос с едой.

— Сегодня я буду вашим официантом, — сказал он с поклоном.

Уоллингфорд с удовольствием ел угощение, продолжая крепко обнимать жену за талию, и одновременно отвечал на многочисленные вопросы, которыми его засыпал Филипп, взобравшийся к нему на колено. Да, он пил кобылье молоко. Нет, ему не стало от этого плохо. Да, он помогал собирать урожай на Украине, и да, большую часть пути он проскакал верхом на Люцифере. Нет, он не взбирался на Гималаи, но зато видел тигра.

— Настоящего тигра? — благоговейно спросил Филипп.

— Да, настоящего, — ответил Уоллингфорд, — только, к счастью, довольно старого. Он отпустил меня с миром, даже не потрудившись напасть.

— Нужно было сообщить мне о своем возвращении, — негромко сказала Абигайль, когда Филипп наконец слез с колена Уоллингфорда. Она до сих пор не могла заставить себя посмотреть на мужа.

— Я не мог терять времени на написание писем. Мне необходимо было видеть тебя, говорить с тобой. Посмотри на меня, Абигайль.

— Не могу, иначе просто потеряю над собой контроль.

— В таком случае, — сказал Уоллингфорд, поддевая подбородок жены пальцем, — это не та Абигайль, которую я знал.

Он приподнял лицо жены, и она наконец увидела его. Волосы подстрижены немного короче, чем прежде, темные как ночь глаза блестят в свете факелов, волевой подбородок покрыт щетиной, а густые брови сдвинуты. От него пахло пылью и лошадьми, дымом и потом. Но Абигайль хотелось лечь на его обнаженную кожу и выпить его всего до дна.

— Идем наверх, — позвала она.

— С радостью. — Уоллингфорд встал из-за стола и протянул жене руку. — Только вот ответь мне на один вопрос: я опять слышу эту проклятую трубу?

Они пошли через толпу к дому. Дверь была открыта, и из кухни пахло пирогами. Теплая рука Уоллингфорда сжимала руку Абигайль.

В коридоре было пусто. Когда они повернули за угол, Уоллингфорд прижал жену к стене и принялся немилосердно целовать.

— О, — выдохнула Абигайль, ловя ртом воздух, — как же я по тебе скучала! Каждую минуту, каждую секунду. — Она взяла лицо мужа в ладони и погладила его подушечками больших пальцев. — Это ты? Это действительно ты?