Книга Американский пирог - Майкл Ли Уэст

— Спасибо, но я уже все распланировала. Но если заедешь в Маунт-Олив, обязательно заглядывай в гости.

— Нет проблем. — Его зеленые глаза так и загорелись, и у меня екнуло сердце. — Гордон то и дело просит помочь ему. Я ведь люблю лошадей, да и по Техасу скучаю.

Капельки пота уже выступили у него на лбу и на верхней губе. Он промокнул их салфеткой и застенчиво покосился на меня, опасаясь, что я все заметила. Мое сердце снова екнуло.

— Я буду жить там на ранчо, — сказала я, — на ранчо с персиковым садом. Точнее, я и сама еще не знаю.

— Жизнь там совсем другая, — сказал он, накладывая себе еще картофельного салата, — но хорошая. Просто класс.

— Расскажи-ка мне о Техасе, — потребовала я.

— О чем именно?

— Да обо всем, — ответила я и, улыбаясь, заглянула ему в глаза.

ЭЛИНОР

Я встала на стоянку у «Винн-Дикси», но мотор выключила не сразу на случай, если придется удирать. По радио передавали песню Линды Ронштадт «Бедная я, несчастная». Я подумала, что эта песня в точности про меня: про женщин, падающих на железнодорожные рельсы, и мужчин, готовых измельчить всех нас на мясорубке. Хотя, с другой стороны, песня была скорее про Джо-Нелл. Прежде чем выключить наконец мотор, я внимательно огляделась. Идти в магазин я ужасно боялась, особенно после похорон и прочих волнений. Женщины, дети и старики как ни в чем не бывало входили в «Винн-Дикси» и выходили на улицу. Возле музыкального киоска совсем молоденькие девчонки болтали с парнями в военных куртках. Волосы малолеток были завязаны в хвостики. «Так вот где теперь назначают встречи», — сказала я себе. В наше-то время люди встречались возле площади. Помню, как мы ездили в город с мамой и Минервой. Мы останавливали машину у «Кунс» и смотрели на снующий мимо народ. Весь день к нам подсаживались разные тети и рассказывали все новости: кто приболел, кто сдурел. А теперь центр города переместился к «Винн-Дикси»: здесь можно раздобыть и молодую брокколи, и видеокассету, и свежайшие сплетни.

Мне было ужасно тяжело. Я уже очень давно не езжу за покупками одна, лет семь, наверное. Я закрыла глаза. «Минерва! — взмолилась я. — Если ты смотришь на меня с небес, подай какой-нибудь знак. Аминь!» Затем я выбралась из фургона и пошла, помахивая сумкой, как делают все молодые красотки. Из-за кирпича она была довольно тяжелая, но я сказала себе, что это укрепит мои мышцы. Шла я быстро и впервые в жизни радовалась, что у меня такие длинные ноги. Я уже подходила к электрическим дверям, когда чья-то ручища вдруг схватила меня за локоть. Эта лапа так сильно рванула меня назад, что я потеряла равновесие. Отскочив назад и расставив ноги, я развернулась и наконец увидала, кто на меня напал. Я тут же узнала его: тот самый тип, которого я видела у «Кей-Марта». На нем была все та же затасканная шапочка из рыжей шерсти. У мерзавца были зеленые глаза, усы, взъерошенные светлые волосы, противный запах изо рта и грязные руки. Я постаралась поточнее затвердить все приметы, чтобы потом описать его, точь-в-точь как полицейские описывают всяких убийц в программе «Уголовный розыск».

— У меня пистолет, — сказал этот гад и полез в карман, — а ну, давай свою сумку!

— Нет! — завопила я и кинулась наутек, стараясь бежать зигзагами на случай, если он в меня выстрелит.

— Ах ты, толстая сука!

— На помощь! — заорала я, но тут же вспомнила, что как раз этого кричать нельзя. Гораздо разумнее голосить «Пожар!» или «Утечка газа!». Подвернув ногу, я упала наземь и ободрала коленку, а сумка тем временем пребольно ударила меня по бедру. Обернувшись, я увидела, что грабитель бежит прямо на меня. Мне удалось подняться на ноги и замахнуться сумкой. Я ударила вслепую. Сумка угодила ему прямо в голову, и послышалось пугающее «бум». Грабитель пошатнулся и ощупал лицо. Его рука снова потянулась к карману с пистолетом. Я поняла, что он хочет пристрелить меня, но, черт возьми, я бы ни за что не допустила, чтоб моим сестрам пришлось раскошеливаться на вторые похороны.

— Ты! — завизжала я и огрела его сумкой по руке. — Ты!

Грабитель осел на корточки, а я снова замахнулась и влепила ему прямо по кадыку. Тут уж он упал навзничь, прямо на мостовую. Его веки задрожали, а из горла вырвался стон. Нагнувшись над ним, я плюнула прямо на его поганый нос. Потом, когда подбежали полицейские, я показала им свой кирпич, который от ударов разломился на две половинки. Они сказали, что я просто молодец, настоящая героиня.

— Стало быть, моя фотография попадет в газету? — спросила я.

Когда я вернулась домой и рассказала всем свои новости, меня уже била дрожь. Я опрокинула стакан холодного чая себе на блузку, и гостьи засуетились вокруг меня, стараясь оттереть пятно бумажными полотенцами. Видимо, до меня только-только дошло, что я сделала, и слава местного борца с преступностью обрушилась на меня всей тяжестью. Я сунула Джорджии Рэй бумажные тарелки и стаканчики.

— Смотри не потеряй голову от этого кирпича, — сказала она мне.

— Уж лучше побереги от него свою голову.

— Ха, мне-то ничего не страшно! Я умею за себя постоять: при мне мои кулаки и мое мужество.

— Вот этого в тебе с избытком.

— Знаешь, я тут все смотрю на твою сестренку Фредди. Пока она была маленькой, я была уверена, что из нее вырастет уродина. Но она теперь просто куколка! Такая упругая попка, такие сиськи — так и топорщатся под свитером! А глаза карие и большущие, как у Мэрайи Кэрри. Я постоянно слушаю ее песни — в смысле Мэрайи Кэрри, а не Фредди, — она рыгнула, и пара старушек удивленно приподняли брови. Джорджия свирепо уставилась на них: — На что пялитесь, стервятницы?

Они тут же засеменили прочь, унося посуду на кухню, а Джорджия снова рыгнула.

— Ненавижу Констанцию Смайт. Ведь богачка, а по виду не скажешь. И это при таком-то капитале! От таких денег ум за разум заходит.

— Готовить она не умеет, — вставила я.

— Да мало ли чего она не умеет. — Она сощурилась. — А что там с малышкой Джо-Нелл? Неужто едет в Техас?

— Едет, — вздохнула я и пожала плечами.

— С ума сойти. И какая муха ее укусила?

— Ей надоел наш город. Надоело, что все местные сочиняют о ней небылицы.

Это было сущей правдой. Из-за того что моя сестренка красит ногти в необычные цвета (например, в синий), весь город судачит о ней почем зря. Особенно обиженные жены.

— Решила перевернуть всю свою жизнь? — Вид у Джорджии был перепуганный.

— Похоже на то.

— Бедолага. Она напоминает мне подержанную «тойоту»: пробежала многовато дорог, побывала в переделках, но мотор по-прежнему исправен, да и корпус в полном порядке. — Джорджия фыркнула. — Да неужели же она уезжает?!

Мне хотелось сказать ей что-то вроде: «Не переживай, мне без нее будет еще хуже, чем тебе. Меня ведь все покинули». Но мой подвиг так утомил меня, что я извинилась перед гостями и поднялась наверх. В своей комнате я улеглась на кровать и уставилась в потолок. Минерва умерла, а мои сестры уезжают за тридевять земель. Сама я никуда не поеду, но все же мне удивительно повезло: у меня много друзей. Правда, так получилось, что многим из них уже за семьдесят, но это неважно. Быть может, кто-нибудь из подружек поселится со мной (если это не запрещено). Быть может, я найду в себе силы жарить цыплят и отвозить их больным домоседкам. Конечно, один-единственный кирпич не способен перевернуть мою жизнь, но, может, с него начнутся какие-то перемены.