Книга Юность Бабы-яги - Владимир Качан

Итак, Павел Сергеевич ждал в милиции, и Вита сразу напомнила ему про Сашин паспорт и деньги. В милиции настолько лояльно и уважительно относились к Павлу Сергеевичу, что уступили ему в его незаконной в общем-то просьбе: чтобы его люди съездили на квартиру главаря и обыскали ее. Он все объяснил сыщикам про паспорт дочкиного друга, не упоминая про деньги (иначе могли бы и не разрешить, могли бы изъявить понятное желание – найти все сами). И надо же! Через час, пока шел допрос тех двоих, пока Вита давала свидетельские показания, люди Павла Сергеевича приехали. Они нашли все, что нужно было Виктории. Из денег в конверте кое-что было уже взято, но это – мелочи, пустяки по сравнению с общей «викторией» – победой. Ни пережитый стресс, ни разумное предложение папы переночевать у него не смогли остановить отважную девушку. Она попросила у папы машину и помчалась в деревню, чтобы Сашу успокоить и обрадовать.

– И вот я здесь, – закончила Вита свой рассказ.

Всю последнюю часть повествования Вита опустила, чтобы паспорт и утерянный было гонорар, возвращаемые Саше, стали самой приятной частью финала. Теперь пришло время Сашу обрадовать, как она думала, на все 100 %.

– Да, а что ж ты про паспорт свой не спрашиваешь? Не интересует? Вот, – Вита победно вытащила из сумочки паспорт и конверт, – и паспорт твой, и деньги.

Но Саша даже не посмотрел на них. Он смотрел на Виту.

– Знаешь, – сказал он, – а я даже ни разу не вспомнил о паспорте. Я о тебе беспокоился. Весь вчерашний вечер и полночи.

Душа девушки запела. Подарок был преподнесен ей самой. Не надо даже догадываться, каков был остаток ночи! «Ночи, полной ласки и огня» – как поется в одном цыганском романсе. И вторая их ночь была не хуже, а лучше первой. Но все рано или поздно кончается, и наступило утро, и они проснулись, и надо было, как это ни печально, отправлять Сашу в Москву – лечить глаз, и предстояло прощание, и хорошо бы, если бы оно оказалось легким.

Глава 7,

в которой мы с Викторией проводим Сашу домой

Самим ехать в аэропорт, брать Саше билет, провожать его в одиночку Вита не рискнула: она ведь уже знала, что конкретных пацанов было не трое, а больше, и мало ли что им может прийти в головы, поэтому следовало подстраховаться. Очередная помощь папы была бы тут нелишней. Вот они и поехали перво-наперво в папин офис. После вчерашнего инцидента Вита почти простила Павлу Сергеевичу все его предыдущие грехи. Ведь это он в конце концов практически спас Виту от намерений пацанов «делать ей немножко больно», как изящно выразился главный спортсмен, и, быть может, даже от надругательства, а Сашу спас от реальной физической расправы, тем самым компенсировав частично ту мерзость, которую сам же и учинил.

Кающемуся напропалую Жоре разрешили (только ради Павла Сергеевича) один раз позвонить из милиции. И на следующее же утро в офис Павла Сергеевича были оперативно доставлены деньги, те самые 15 тысяч, из-за которых «крутые пацаны» и погорели. Сейчас они были готовы на все, лишь бы только спастись от карающей десницы всемогущего папы. Когда Саша с Витой приехали, папа, широко улыбаясь, чуть ли не с порога протянул Саше пухлый пакет и сказал:

– Это вам. За моральный ущерб.

– А за физический? – криво усмехнувшись, спросил Саша, не забывший – кому он обязан своими приключениями в Ижевске.

– Тут и за физический, – успокоил Павел Сергеевич, но в глазах его появился привычный ледяной блеск. – Тут 10 тысяч, – и значительно добавил, – условных единиц…

Папа не всякому предлагал мир и дружбу и привык, чтобы это ценили, а парень еще тут кобенится. Саша все стоял и не брал протянутый пакет с деньгами. Тогда папа, дружески обняв его и похлопывая по спине, примирительно и вместе с тем совершенно некстати сказал:

– Ну-ну… Хватит сердиться. Кто старое помянет, тому глаз вон, да?

И тут взгляд его как раз наткнулся на заплывшее Сашино око, покрытое к тому же неподобающим ему сине-красным колером. Саша перехватил папин взгляд и сказал:

– Вот-вот, это вы правильно заметили, насчет «глаз – вон».

– Так не «вон» же, – засмеялся папа, – вылечим! Сейчас позвоню в Москву другу, и завтра же в институте глазных болезней вами займутся. – И, не откладывая намеченное в долгий ящик, Павел Сергеевич нажал на кнопку селектора и скомандовал секретарше: – Клавочка, соедини меня с Москвой, с Борисенко. Давай, жду.

Медицинскую помощь Саша от него принял, но от денег все равно гордо отказался. Вита с горячим одобрением смотрела на возлюбленного, любуясь тем благородным достоинством, с которым Саша отверг такую внушительную сумму. Когда Павел Сергеевич попытался настаивать, она сказала:

– Папа, перестань, мы все равно эти деньги не возьмем, – она опять трогательно смутилась и уточнила: – Он не возьмет. Ты лучше купи ему билет в Москву в бизнес-класс и доплати то, что эти подонки истратили из его гонорара.

– Не вопрос, – ответил Павел Сергеевич, и пока пили кофе, принесенный секретаршей Клавой, пока договаривались с влиятельным в медицинских кругах Борисенко о завтрашнем обследовании Саши в глазной клинике лучшими врачами, билет на ближайший рейс был заказан и уже через час Саше нужно было быть в аэропорту на регистрации. Суховато, но уже без враждебности Саша попрощался с папой, и они с Викторией тронулись в аэропорт.

Ну, что, друзья мои, сказать про ижевский аэропорт и прощание. Грустно все это, хотя намерение проститься легко и беспечально было. Прощание, пусть даже ненадолго – скверная штука, так как люди не знают, как правило, что сказать перед тем, как уйти. Просятся на язык дежурные ласковые слова, но каждый понимает: не то, не так, все это нечестно и мало, что всякая фраза сейчас – лишь плод природного оптимизма, который протестует против грусти вообще и минорного расставания, в частности.

– Ну пока («пока», это, стало быть, не насовсем).

– Пока.

– Скоро увидимся, – говорил Саша, будучи не вполне уверенным в том, что говорит. Оттого и было ему почти стыдно.

– Конечно. А как же, – отвечала Вита с улыбкой понимания.

– Нет, правда, ты ведь приедешь ко мне в Москву?

– Саша, милый, не суетись, не надо. Ты лечись там спокойно, выздоравливай… А потом разберись в себе… И только потом приглашай… Или не приглашай…

– А чего мне разбираться-то? Я и сейчас уверен, что скоро захочу тебя увидеть, позвонить.

– А я – нет. Москва, знаешь, что с людьми делает. Засосет, закрутит снова. И может так получиться…

– Да что может получиться! – слишком горячо возражал Шурец. – Я знаю, что есть! Сейчас есть. То, что я сейчас чувствую…

– Благодарность, – с не слишком веселым лукавством произнесла королева ижевской красоты, обнаруживая при этом нетипичные среди молодежи в этих краях – ум и интуицию.

Ну, скажите, чего еще было надо нашему герою? Чего?! Влюбленная в него красавица, верный самоотверженный человек, понимающий к тому же его стихи, да еще и умница! А еще, невзирая на всепобедительную красоту, обаяние и даже умеренную свободу поведения в постели, – стопроцентно порядочная девушка, не разучившаяся смущаться и краснеть! Ну чего еще надо-то?!