Книга Пропавшие - Джейн Кейси

— Умница, — произнес Викерс. — Мы в любом случае остаемся на связи. Сообщим вам, что он скажет.

Я кивнула и выдавила полуулыбку, которой, похоже, хватило, чтобы их убедить. Они быстро зашагали в сторону лифтов. Я стояла посреди коридора, снова и снова пропуская сквозь пальцы ремешок сумки, пока маленькая девочка в пижаме не попросила меня уйти с дороги. Отскочив в сторону, я смотрела, как она проследовала мимо меня, таща за собой стойку с капельницей, намного выше ее. У девочки был очень целеустремленный вид. Обессиленная, я прислонилась к стене, гадая, что бы это могло значить. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой бесполезной.

Коридор оказался не идеальным местом пребывания, и, в третий раз убравшись у кого-то из-под ног, я направилась к двери с надписью «Выход». За ней оказалась лестница, и я, с усилием переставляя ноги и держась за перила, дотащилась до первого этажа. Там я увидела дверь, которую кто-то подпер, чтобы она не закрывалась, и вышла через нее на выложенную плиткой территорию. Здесь стояли садовые скамейки. Видимо, это было место для курения, куда могли периодически выходить пациенты, способные самостоятельно передвигаться. По краям скамеек находились закрепленные металлические контейнеры, в которых высились кучки окурков, а в воздухе висел едкий запах перегоревшего табака. Сейчас здесь никого не было, ночной воздух стал на градус-другой ниже комфортного ощущения. Я села на самую дальнюю от двери скамейку, меня сотрясала сильная дрожь, вызванная отнюдь не температурой воздуха.

Слишком много всего. Эта фраза без конца повторялась у меня в голове. Слишком много. Слишком много страдания. Слишком много тайн. Я так и не поняла, что же я чувствую в связи с известием о смерти Джеффа. Джефф оказался на пути смерча только потому, что его не удовлетворил отказ. Самомнение Джеффа привело его к столкновению с действительно одержимым человеком, который ничему не позволял встать между ним и его целью. А целью Дэнни Кина, и это было очевидно, оказалась я.

Я подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Во всем этом я не находила никакой своей вины. Я не провоцировала этого своим поведением. Я не считала себя особенной или выдающейся. Дэнни представлял меня такой, какой я на самом деле не была, приписывал мне исключительность, на которую я и в мыслях не претендовала. Я была самая обыкновенная. Единственное, что отличало меня, это чувство вины, которое завлекло в ловушку моей скучной жизни, как мошку на булавку к коллекционеру. Но из-за меня Дэнни Кин оставил кровавые отпечатки на жизнях многих людей — Шефердов, семьи Джеффа, бедного толстого Пола. Я впилась ногтями в предплечья. Я была жертвой, как и все остальные, чьи вещи становились маленькими трофеями на полках Дэнни Кина. Не этого я хотела.

— Надеюсь, тебя изобьют до полусмерти, — произнесла я вслух, представляя себе лицо Дэнни: блестящие глаза, высокие скулы, — перед которым устоит редкая девочка-подросток. Но в этот момент я отвлеклась. Что-то в глубине сознания зацепило меня. Я сосредоточилась, нащупывая это, возвращаясь к мыслям, которые наперебой привлекали мое внимание. Что это было? Что-то важное… то, что я видела, но не поняла.

Трофеи.

Прозрение обрушилось лавиной, и я схватилась за край скамейки с раскрытым ртом, с бухающим в груди сердцем. Трясущимися руками я стала рыться в сумке, пытаясь отыскать телефон, вороша клочки бумаги в поисках проклятой визитки Викерса… Где ж она? Нет, не то… и зачем я таскаю с собой столько мусора? Квитанции… список покупок… Может, я оставила ее наверху, в детском отделении? Да нет.

Держа визитку, словно это была драгоценная хрупкая вещь, я набрала номер мобильного телефона, дважды проверив цифры, заставив себя не торопиться. Меня неизбежно переключили на голосовую почту. Не потрудившись оставить сообщение, я набрала номер полицейского участка.

По голосу дежурной можно было подумать, будто она заканчивает очень долгую смену.

— В настоящий момент его нет. Могу я переключить вас на его голосовую почту?

— Для меня он будет, — сказала я, пытаясь придать голосу командный тон. — И, наверное, это получилось бы гораздо убедительнее, если бы удалось сдержать дрожь в нем. — Скажите, что есть информация, которую ему нужно узнать перед разговором с Дэнни Кином. Скажите ему, это крайне важно.

Негромко и раздраженно заворчав, она поставила меня на ожидание, и я ждала, нетерпеливо притопывая ногой, а в трубке совершенно не к месту завывала инструментальная версия «Островов в океане». Я сомневалась, что меня соединят, невзирая на истерику в духе вопроса жизни и смерти, и вздрогнула, когда услышала на другом конце Викерса:

— Алло, да?

— Вам нужно спросить его об ожерелье, — сказала я, опуская преамбулу, — которое лежит на полках. Кожаное, с тремя бусинами. Кожаный ремешок.

— Минуту, — отрывисто бросил Викерс. Послышался шорох, и я представила, как он листает папку. — У меня есть его фото, да. На верхней полке. В чем его важность? Оно принадлежало Дженни?

— Нет, не Дженни, — мрачно произнесла я. — Оно принадлежало моему брату. И оно никак не могло быть у Дэнни Кина. В лето своего исчезновения Чарли носил его не снимая. Даже в ванне. Оно было на нем и в последний раз, когда я его видела, а я оказалась последней, кто видел его, когда он ушел и пропал.

— Вы уверены? — спросил Викерс.

— Не сомневайтесь. Вы перезвоните мне и скажете, что он говорит?

— Не сомневайтесь, — эхом отозвался Викерс и положил трубку.

Я сидела и слушала тишину, вертя в руках телефон. Все и всегда происходило не так, как я себе представляла. Годами я думала, что мама ошибается, считая, будто я могу разгадать тайну исчезновения Чарли. Я негодовала на ее неблагоразумие, оно выжгло наши отношения и просолило почву, на которой они росли, поэтому ничего больше возродиться не могло. И теперь получалось, что она оказалась права, хотя мне нестерпимо было это признавать.

Я почувствовала себя абсолютно опустошенной, но мне нужно было собраться с силами и встать с места, чтобы ехать домой.

1999 год

Через семь лет после исчезновения

Вечером парк другой. Под деревьями, куда не добирается свет уличных фонарей, темно, и я вижу только красное мерцание сигареты Марка. Он называет ее вишневой. Когда он затягивается, она вспыхивает и гаснет, и я вижу край его лица, линию щеки, низко опущенные ресницы. Иногда мне кажется, я ему нравлюсь, порой я не так в этом уверена. Он на три года старше меня. Он только что с первого раза сдал на водительские права. И достаточно красив, чтобы на него оборачивались, когда он важно шествует по главной улице. Все девчонки в моей школе от него без ума.

Какой-то шорох: Стью усаживается поудобнее рядом с Марком. Я подвигаюсь, стараясь занимать поменьше места. Начинается небольшой дождь, и наша маленькая компания сбивается в кучку. Локоть Аннетты упирается мне в бок, и когда все смеются шутке, которую отпускает Стью, локоток втыкается в меня сильнее. Это нарочно. Она меня не любит.