Книга Всадник - Анна Одина

Что ж, войдем в тронный зал и мы.

– Ты вернул Фаэтона! – вскричал Орах.

– Твое второе имя – Очевидность, военачальник? – поинтересовался Делламорте, отрывая взгляд от Полотняной книги.

– Этой ночью в городе не появлялись наездники!

Магистр ничего не ответил на это, лишь поправил заклепки на левой манжете.

– Люди, пораженные змеиной болезнью, излечились! Они разбили крышки сундуков, вышли, содрали маски с членов Трибунала и заперли их… в своих сундуках! Мне пришлось послать в Карантин карабинеров, чтоб выпустить Вадиши и его людей.

Это известие крайне позабавило магистра – он рассмеялся почти весело и сказал:

– Нет змей – нет и змеиной болезни, Орах. Возблагодарим же за это Жуков.

– Как ты сделал это, преобразователь?! – потребовал Орах.

– Тебе не понять, бывший военачальник.

Орах застыл в ужасе, но возражать до поры поостерегся.

– Скажи, как!

– Ты же сам назвал меня преобразователем.

– Так как же?

– Я представил большой альпийский луг весной…

– Что такое «альпийский»? Что такое «весной»?

– …представил цветы на зеленой траве – нарциссы, тюльпаны и прочие крокусы…

– Разве бывает зеленая трава? Что такое нарциссы, тюль…

– …представил большую, красивую и веселую собаку с длинными ушами. Трехцветную собаку породы бернский зенненхунд по имени Старый Пастух…

– Что такое собака? Что такое пастух?!..

– …и когда эта собака, вдоволь набегавшись по лугу, сделала круг и побежала ко мне, змеи и их наездники закончились.

– Как?..

– Приблизительно так, как я сказал.

– Это правда?

– Нет, конечно, Орах. Ни один преобразователь никогда не расскажет, как сделал то или это, поэтому не трать свое время. Настала пора отдать плату.

– Поэтому ты и сидишь на моем троне, всадник?!

Делламорте неторопливо повернул голову к стене – туда, где рядом с алтарем-нишей, в которой стояла драгоценная модель Древа основания с привязанным к нему первым военачальником, стена была ровной и ничем не украшенной. Под его взглядом в панели высеклись слова, аккуратно взятые в фигурные уголки, которыми в летописях Рэтлскара обозначались цитаты: «Камни, металлы. Плоды. Мертвых и живых. Корону».

– Вот, – удовлетворенно проговорил всадник. – Так ты сказал, так высечено в камне.

Орах в ужасе молчал. Даже до тронного зала доносился звон, с которым методичные эфесты рушили город.

– Я первый военачальник военного поселения Рэтлскар, и я его последний правитель. Можешь пообщаться с супругой и ребенком, пока мои друзья эфесты не вернулись, чтобы снести с лица острова и дворец.

– Но почему? Зачем? Возьми камни, металлы… возьми мертвых, живых и корону, правь этим островом! Зачем уничтожать его?!

Делламорте поднялся, спустился со ступеней, подошел к Ораху. Тот инстинктивно отступил. Магистр вздохнул и, не говоря ничего, прошел мимо. Орах недолго посмотрел ему вслед, затем опустил голову и вышел.

Гексенмейстер направлялся к выходу из дворца, когда дорогу ему заступила военачальница Ицена.

– Стой! – прошипела она, как разъяренная гусыня, и уперла пухлые руки в крепкие бока. – Стой, говорят!

– Не волнуйся так, военачальница, – произнес Делламорте мирно. – Тебе показан постельный режим.

– Орах сказал мне, что это он – Кэтанх! – выпалила Ицена и вперила в серебряную маску преобразователя такой ненавидящий взгляд, как будто это он был ответствен за богатую фантазию Ораха. Однако из всех бед, обрушившихся на Рэтлскар, именно в этой доктор Делламорте виноват не был.

– И чего же ты хочешь от меня, Ицена? – поинтересовался магистр, судя по всему, крайне удовлетворенный тем, что посреди наглядно рушащегося мира военачальницу интересовал именно этот казус.

– Как мне понять, врет он или нет?!

Магистр наклонился к уху военачальницы и сказал два или три слова, которых автор снова не расслышал. Военачальница пошла красными пятнами, всплеснула руками, запоздало попыталась схватить гексенмейстера за одежду и влепить ему пощечину, была поймана за руку, развернута, откуда пришла, и направлена в сторону внутренних покоев. Магистр же, более никем не останавливаемый, вышел из дворца и свистнул, не вполне уверенный в том, что жеребец, чью тень сожрала пугающая полудействительность Змеиной равнины, смог найти дорогу назад на остров.

Но жеребец смог. Поэтому Делламорте поднялся в седло и в очередной раз отправился к пристани.

По дороге Всадник наблюдал изменения, поразившие город. Словно мало было поселению разрушительных эфестов – стеклянные полусферы, покрывавшие улицы Рэтлскара, мутнели и превращались в обычные камни, а вдоль улиц – или того, что ими некогда было – застыли причудливые каменные изваяния змеиных наездников, впрочем, рассыпавшиеся в песок по мере того, как магистр проезжал мимо. Воды у берегов поселения прямо на глазах очищались и приобретали прозрачность.

И тогда выпал снег. Всадник ехал по улицам, а за его спиной, в почти совсем уже не существующем городе, дети играли в снежки. Возле ворот к магистру подбежал парнишка лет семи и вложил в его затянутую в перчатку руку фигурку жареного поросенка, вырезанную из бумаги. Быстро прошептав что-то о том, что надо делиться, мальчик убежал к матери, робко махнувшей магистру рукой. Всадник с секунду посмотрел на конфетти и отпустил бумажную фигурку лететь вниз по дуге – на земле она обернулась розовым поросенком с вызолоченным пятачком, с истошным визгом кинувшимся наутек. Миновав ворота, гексенмейстер достиг берега, где некогда поджидал его Галиат. Он спешился, устроился на камне и стал ждать.

Спустя некоторое время появился хорошо знакомый нам человек, половина лица которого пряталась за фигурной маской. Он толкал перед собой странную конструкцию, больше всего напоминавшую бы истощенную детскую коляску, если бы в Рэтлскаре знали, что это такое. В ней, плотно завернутое в одеяло, лежало теплое яйцо.

– Очень приятно вновь тебя видеть, – приветливо произнес Галиат. – Что же, время? Будем высаживать его?

Делламорте поднялся навстречу летописцу.

– Приятно? – переспросил он. – В смысле, что это снова я, а не какой-нибудь наездник или эфест? Пожалуй, мне тоже. – В гексенмейстере боролись сейчас два начала, но ему не хотелось уступать ни одному из них. – Тоже приятно тебя видеть. И я благодарен тебе за помощь. И за твой разум. И вообще за все.

Наполовину закрытое маской лицо Галиата неожиданно исказилось. Он сорвал маску, и всадник увидел, что на ранее закрытой половине распласталось уродливого вида мутно-хрустальное пятно с золотыми прожилками. Галиат застонал, поднес руки к лицу, и хрусталь вместе с золотом, переливаясь, липко стек с его щек и лба, оставив большой ожог, который прямо на глазах стал зарастать здоровой кожей. Галиат поднял голову.