Книга Дальше самых далеких звезд - Михаил Ахманов

– Близятся Дни Безумия. Вчера убили семерых бесноватых.

– Это сказал гонец?

– Да. Шесть мужчин и женщина. Безумие настигает мужчин раньше, чем женщин, и многие гибнут от их рук. Особенно, когда разума лишаются стражи и некому нас защитить.

– Ты говорила мне… – начала Дайана, но Зарайя, коснувшись ее руки, повернулась к Ситре.

– Оставь нас. Иди к очагам и проверь, чтобы не пережарили рыбу. Еще лепешки… лепешки должны быть мягкими и пышными.

Испуганно взглянув на нее, Ситра поспешила в дом.

– Боится, – сказала Зарайя. – Слишком молода… Старше тебя, небесная женщина, но все равно слишком молода. Боится и сожалеет о времени, которое ей не прожить.

– Всем страшно умирать. – Дайана вздохнула.

– Мне – нет. Только быстро и без мучений…

Они смотрели на город из белого камня, лежавший между горами и морским берегом. Парао Ульфи М ‘ айт был не так велик и роскошен, как метрополии Авалона, но сейчас он казался Дайане прекраснейшим местом во Вселенной. Здесь началась ее жизнь, новая жизнь, в которой она обрела независимость и силу, и это было не менее важно, чем чудесный дар любви. Ей хотелось запомнить этот город таким, каким она видела его сейчас – светлым и мирным, в сиянии солнечного утра, в сапфировом блеске волн и зелени полей. Но скоро все изменится, подумала она. Скоро! Безумцы хлынут из домов, улицы покраснеют от крови, встанет над городом стон и крик, и, когда рухнут на камни его обитатели, разверзнется море и выползут сотни чудовищ, чтобы пожрать всех, и мертвых, и полуживых… Это видение было таким отчетливым и ясным, что она содрогнулась.

– Не печалься, – раздался голос Зарайи. – Что бы здесь ни случилось, это будет не с тобой и не с твоим Калебом.

– С Калебом… – эхом откликнулась Дайана. – Ты говорила мне, что просишь его о последней милости, и Дерам, твой отец, это повторил. Но я не хочу… я не могу представить, как мой мужчина убивает тебя, и Ситру, и других служанок и слуг! Убивает не в порыве безумия, а хладнокровно! Не могу!

– Он избавит нас от страданий, – мягко произнесла Зарайя.

– Нет! Того, что здесь произойдет, мы не должны наблюдать и не должны записывать – это было бы кощунством! Мы улетим, улетим в свой мир, и Калеб никого тут не убьет! Я не позволю! Скорее я разрешу ему взять тебя в постель!

Улыбка Зарайи была усталой и покорной. Кивнув, она опустила голову.

– Слышу твои слова, небесная женщина, слышу и принимаю твою волю. Но не могу сказать, что свет в моих глазах стал ярким. Смерть… я не боюсь смерти. Но умереть в зубах шатшара…

Внезапно Дайана обхватила ее стан и с силой привлекла к себе.

– Ты умрешь так, как захочешь, и тогда, когда пожелаешь. Идем!

Она повела Зарайю в свою комнату, к кровати, застеленной грубым полотном, и откинула подушку. Игломет был на месте – лежал, поблескивая серебристым стволом и маленькой изогнутой рукоятью. Дайана покачала его в руках, потом прикоснулась к кнопке спуска, и красная стрелка бесшумно мелькнула в воздухе.

– Здесь яд. – Она извлекла стрелку из дверного косяка и показала Зарайе. – Не совсем яд, но такое зелье, от которого умирают очень быстро и безболезненно. Достаточно крохотной царапины… Чтобы вылетела стрела, нужно нажать вот здесь.

Глаза женщины расширились.

– Стрелы… здесь много стрел?..

– Хватит на всех в этом доме, на всех служанок и слуг. Ты здесь хозяйка, не я… Сама решай, кто будет первым, кто последним.

Дайана вложила игломет в ее ладонь, и оружие исчезло. Куда его спрятала Зарайя – на груди или у пояса?.. Игломет был таким маленьким, а ее одеяние – таким просторным…

Она шагнула к Дайане, прижалась щекой к щеке и зашептала:

– Дочь, не рожденная мной… дочь моя… радость сердца моего… свет моих глаз…

Зарайя говорила что-то еще, но колени Дайаны вдруг ослабели, опустились веки, и способность понимать речь боргов оставила ее. Не слушая, не открывая глаз, она отдалась странному и такому прекрасному чувству, никогда не испытанному ею и невозможному для существа, зачатого в пробирке, не знавшего прикосновения любящих женских рук и губ. Ресницы Зарайи порхали у ее щеки, волосы, смешавшись с ее собственными прядями, окутывали их, голос шептал что-то непонятное, но ласковое, такое ласковое…

Дайане казалось, что ее обнимает мать.

* * *

У ниши со светильниками проход изгибался под прямым углом, затем повернул еще и еще раз. Трижды Калебу встречались плотные сетки из бронзовых колец, свисавшие с потолка – вероятно, защита от птиц и мелких тварей. С боков они закреплялись на крючьях, с которых сетку можно было снять и пробраться дальше по коридору. Этот тоннель был, несомненно, рукотворным – на полу, стенах и своде остались следы кирки и долота, и во многих местах камень потемнел от копоти – когда-то здесь жгли огонь, много огня. Сейчас светильники горели редко, у бронзовых завес и в нишах, выдолбленных рядом с каждым поворотом.

Калеб шел, считая шаги. На пятьсот восьмидесятом стены раздвинулись, свод взмыл вверх, и он очутился в большой пещере, озаренной светом полудюжины факелов. В этот просторный естественный грот выходили два других тоннеля с поверхности, и здесь была вода – из трещины в углу струился в маленькое озерцо темный неглубокий поток. За озерцом виднелись семь или восемь очагов с подвешенными над ними котлами, поленья, сложенные плотным штабелем, и целая гора корзин – очевидно, с продовольствием. Это место освещалось лучше, и там Калеб разглядел бодрствующих подростков, паренька и двух девушек.

Бесшумно опустившись на пол, он принялся их разглядывать. Мальчику было лет двенадцать, девушки выглядели постарше, но все равно это были дети, первые дети, увиденные им на Борге. Тонкие, хрупкие, полунагие, с бледной кожей – вероятно, они провели здесь не один день… Они сидели молча: паренек дремал, обняв колени, девушки, склонившись над корзиной, что-то перебирали. Тишину нарушало лишь потрескивание факелов; потом, прислушавшись, Калеб различил чуть заметное журчание воды и шорох пересыпаемого зерна. Работа тружениц была монотонной, их движения становились все медленнее и медленнее, пока шорох окончательно не стих. Теперь дремали трое – в тишине и безопасности огромного подземелья, спрятанного в чреве гор. Какие сны слетали к ним?.. О городе у моря, молчаливом и пустынном, о гнезде, в котором начнется их взрослая жизнь?.. О солнце, об аметистовых небесах, о рощах с плодовыми деревьями и каплях дождя, орошающего землю?.. Или в снах им являлись близкие, отцы и матери, которых они никогда не увидят?..

Вздохнув, Калеб поднялся. В конце концов, участь юных боргов была не столь уж печальна – их ждал целый мир, отданный им в полное владение. Не на всякой планете в Великих Галактиках молодые могли бы похвастать тем же.

Он тихо проскользнул в ту часть пещеры, где были сложены дрова. Огромная груда дров вышиною в два человеческих роста, бочки с горючим маслом, глиняные лампы и факелы, столько факелов, что, если зажечь их разом, в большой пещере стало бы светло, как в ясный полдень… Ему казалось, что оттуда, из-за поленьев и бочек, тянет воздухом – едва заметно, но достаточно для обостренного чутья Охотника. И правда, там был новый тоннель, ведущий дальше в глубь горы – на сей раз не творение человека, а, вероятно, пробитый в незапамятные времена подземной рекой. Калеб направился туда, отсчитал еще сто двадцать шагов, и слева от древнего речного ложа открылся просторный грот с ровным полом и высокими сводами, тонувшими во мраке. Эту пещеру озаряли шесть масляных светильников, и в их скудном сиянии Калеб разглядел высокие перегородки из досок, делившие грот на несколько секций.