Книга Гитлер_директория - Елена Съянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СТАЛИН. Согласен. Предлагаю назначить такую встречу на 12 часов дня.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Пусть военные обсудят положение не только на Восточном и Западном фронтах, но и на Итальянском фронте, и как вообще целесообразнее использовать наши наличные силы. И на завтра же назначим заседание по политическим вопросам, а именно — о будущем Германии… хм… если у нее вообще будет какое-либо будущее.
СТАЛИН. Германия безусловно должна и будет иметь будущее.
У пропускного поста в Штральзунде Уилби предъявил документы. На словах объяснил, что везет обратно на Рюген испытуемый объект — подопытного ребенка, которого затребовали для исследований в институт в Страсбурге. «Объект» должен быть немедленно доставлен в лабораторию «доктора N».
Все прошло гладко. Вместе с ребенком Уилби отплыл на Рюген.
Даллесу была послана шифровка: «…Первая стадия операции «Два У» успешно завершена».
Усталый Рузвельт неторопливо двигался к своим апартаментам. Его сопровождали государственный секретарь Стеттиниус и двое помощников. Рузвельта пересадили в большое кресло. Помощники удалились.
РУЗВЕЛЬТ (Стеттиниусу). Каково?! Красная Армия взломала границы Германии! Это произошло! Это произошло… с опережением всех мыслимых сроков! Сталин извлек уроки из своих прошлых ошибок: он научился опережать время.
СТЕТТИНИУС. Хотите сказать, что мы… опаздываем?
РУЗВЕЛЬТ. В гонке на Берлин нам русских уже не обойти …
СТЕТТИНИУС. Завтра — день политических вопросов. Вы твердо намерены предложить свой план?
РУЗВЕЛЬТ. Я хочу это сделать! Впереди еще семь дней… Любую информацию от Даллеса передавать мне немедленно, в любое время дня и ночи. В любое, Эдвард! Проследите за этим лично.
Стеттиниус заметил в полуоткрытых дверях помощника с запиской в руках. Он взял записку, что-то быстро выслушал, вернулся и протянул записку Рузвельту:
— Премьер-министр просил вам передать. И просил назвать главный аргумент.
Рузвельт развернул послание. Это оказалась маленькая карта Европы, на которой вся восточная ее часть, уже занятая Красной Армией, была грубо закрашена жирным красным карандашом. И стоял огромный вопросительный знак.
Рузвельт дорисовал вопросительный знак на восклицательный и вернул Стеттиниусу:
— Пусть передадут премьер-министру: Красная Армия — вот главный аргумент. — Он отвернулся и долго смотрел на темное море, по которому, точно вслепую, шарили и скрещивались широкие лучи прожекторов. — У нас есть еще семь дней. Семь дней… которые решат судьбу мира.
Черчилль находился в своих апартаментах, когда помощник передал ему карту с исправлением Рузвельта. Черчилль хмыкнул, бросил ее на стол.
Он ясно понимал всю трудность своего положения. Пару-тройку пасов он здесь, пожалуй, еще сумеет отбить — а дальше? Сотворить новый мир для старой доброй Британии за… семь дней? Нет, сэр, вы не Господь Бог! Вы премьер-министр, которому, пора готовиться к отставке! — говорил себе Черчилль.
Но унывать не стоило! Жизнь подкидывала ему и не такие испытания, из которых он всегда выходил с гордо поднятой головой.
Черчилль позвонил помощнику:
— Узнайте-ка у хозяев, дружище, где тут можно покататься на велосипеде?
Тот же день. Раннее утро. Побережье острова Рюген. Тяжелая холодная волна со свинцовым отливом.
Немецкий патруль, проходя у кромки моря, обнаружил тело рыбака (того самого, которого скинул в море Уилберт).
— Странно… все рыбаки вроде вчера вернулись с лова, — сказал первый охранник. — Доложить… или нет?
— Да черт с ним, мороки будет много, рапорт придется писать. Не до этого, — отмахнулся второй. — У начальства сейчас голова болит о другом — эвакуация.
Он оттолкнул утопленника от берега, и тело быстро отнесло волной.
— Пусть другие докладывают, а мы не видели, — поддержал первый охранник.
То же утро. Крым.
Рузвельт на открытой веранде, смотрел на другое море — синее, с серебристой рябью. Работало радио: Рузвельт слушал, одной рукой вращая ручку настройки: из эфира на всех языках летели возбужденные сообщения о первом дне работы конференции. В другой руке Рузвельт держал рисунок ребенка — «атомный гриб». Президент слушал одно и думал о другом.
На веранду вошел госсекретарь Стеттиниус с папкой в руках.
Рузвельт произнес задумчиво, не оборачиваясь:
— От каких мелочей порой зависит ход истории! Как по-вашему, что это такое?
Стеттиниус заглянул в листок, прищурился.
— Похоже на… переросший трюфель?
Рузвельт печально усмехнулся. Потом обернувшись, удивленно взглянул на Стеттиниуса:
— А где это вы видели переросшие трюфели?!
— Я давно никаких не видел, — вздохнул тот.
— Что вы принесли?
— Мой завтрашний доклад о Совете Безопасности ООН. Придется повторять многое из того, что уже сказано в вашем послании от 5 декабря, — доложил Стеттиниус.
— Придется повторять, — назидательно произнес Рузвельт. — Сталин захочет изучить… под увеличительным стеклом. Встанет и польский вопрос. Только бы не растянуть его на несколько заседаний. Ох уж эти поляки — вечная европейская мигрень!.. От Даллеса нет сообщений?
— Пока нет, — прозвучал короткий ответ.
— Если что-то будет, информируйте меня лично и сразу. В любой момент, — подчеркнул Рузвельт. — Если я буду в зале заседаний, то встаньте у двери с листом бумаги так, чтобы я вас увидел. Я пойму.
Сталин в своем кабинете, наклонившись над картой, прикладывал линейку, измеряя пройденные армиями расстояния.
«Медленно, медленно продвигаемся…» — было написано на его лице.
Раздался стук в дверь.
Вошел секретарь.
— Товарищ, Сталин, вы просили лично информировать вас обо всех просьбах гостей, — начал свой доклад секретарь.
Сталин, не оборачиваясь, кивнул.
— Премьер-министр попросил тренажер. Велосипед. Чтобы педали крутить, — продолжил секретарь.
— Ну снимите колеса, и пусть… катается! — не отрываясь от карты, сказал Сталин.
(На докладе начальник ГРУ Иван Ильичев)
ИЛЬИЧЕВ (показывая чертежи). …Эти новейшие немецкие бомбы предположительно могут замедлить темпы нашего наступления.
БЕРИЯ. О каком устройстве идет речь?
ИЛЬИЧЕВ. Весом не менее одной тонны, разработанное группой Курта Дибнера. Использован недостаточно чистый уран-235. Однако пока доподлинно неизвестно, сумели ли немцы изготовить достаточное количество этого материала…
