Книга Голубь и мальчик - Меир Шалев

— Тех домов тогда не было вообще, а та дорога была проселочной, для телег, и мой отец пешком ходил по ней к перекрестку, потому что автобус не заезжал тогда в деревню. А здесь мой отец залил маленькое корыто из бетона, единственное в деревне, и купал в нем меня и мою сестру. Где оно? Ты его сломал? Кто тебе позволил?

Сказал и ушел.

Появилась также молодая пара. Девушка жила здесь полгода в детстве и сейчас, накануне свадьбы, захотела показать это место избраннику своего сердца — важно, чтобы он знал, что осталось и что исчезло, что было и чего не было.

Молодая женщина, но воспоминания придали ей старушечье выражение.

— Тут были качели, — повела она жениха по исчезнувшим уже приметам. — А здесь мы вешали белье… Здесь было бетонное корыто, мой отец выломал и выбросил его… А этого склада не было, только пустое место между столбами. Здесь мы зимой снимали и чистили сапоги, а она кричала, чтобы мы не заносили грязь… — И вдруг повернулась ко мне: — Ты что, делаешь одну большую комнату вместо маленьких?

— Да, — сказал я.

— Почему?

Парень гладит ее затылок. Его пальцы еще говорят о любви, но ладонь тяжелеет. Голос теряет терпение:

— Пошли. Мы ему мешаем.

Но обычно посетители приходят из чистого любопытства. Хотят посмотреть на ничтожество, которое путается под ногами рабочих, и на его бой-бабу (Тирца — моя жена, так полагают здесь все со времени приемной комиссии), которая дирижирует всей работой и уже заслужила у старожилов прозвище «жеда».[61]

Некоторые просят у нее совета по строительным вопросам: какого ты мнения об изоляционных блоках, Лиора? Что ты думаешь о готовых домиках, Лиора? О термоштукатурке? Об отоплении под полом? А насчет строительства из дерева, Лиора, что бы ты рекомендовала? Финскую сосну? Красную сосну? Обработанную? Крашеную? Натуральную?

Некоторые просят у нее помощи: не может ли твой китаец подскочить, починить у нас одну мелочь в кухне? А есть и такие, которые спрашивают, всё ли в порядке, и даже предлагают совет. Они знают дешевый и приличный магазин, где можно купить душевую кабинку, гальванизированную водосточную трубу, марсельскую черепицу, кесарийский мрамор. И еще у них есть знакомый плиточник, или штукатур, или кровельщик. Высшего класса и при этом дешевый.

Другие дают сельскохозяйственные советы — как вылечить умирающий лимон, как извести сорняки, как уничтожить гусеницу, которая продолжает сверлить свои ходы в теле инжирного дерева. Но в области садоводства я не нуждаюсь в советах. Мешулам — большой знаток садов и, поскольку не хочет спорить с дочерью по вопросам строительства, предпочитает учить меня уходу за деревьями.

Я слушаю всех, стараюсь быть терпеливым и любезным со всеми — кто лучше меня помнит мамин совет Папавашу: будь доброжелателен с людьми, это экономит время — и из тех же соображений стараюсь больше улыбаться и меньше отвечать.

Правила очевидны. Я ничего не знаю о них, и они ничего не знают обо мне — если не считать моих занятий и той лапши, которую навешала им на уши Тирца на приемной комиссии. Но они знают тех, кто жил в моем доме в прошлом, детей, которые росли в нем и уже повзрослели. Они знают праздники, которые в нем праздновались, и страдания, которые выплакивались в его комнатах. Они хранят в своих сердцах крики и смех, звон вилок и стаканов, стоны и плач, которые звучали среди этих стен и выпорхнули через окна.

— Этот дом может рассказать много историй, — сказал мне один из них, явно ожидая, что я спрошу его, что именно, но, поскольку я не спросил, сказал: — Лучше не спрашивай, — и ушел.

Я не спрашивал. Я не хочу знать. Я всего-навсего выполнил твое указание — выбрал себе дом, как ты велела: старый, маленький дом, в старом обжитом месте, дом, в котором жили до меня многие люди. О самом первом я не знаю ничего, а о последнем знаю, что он оставил четырех куриц взаперти, умирать от голода и жажды. Этого мне достаточно.

И молодой сосед, тот, жена которого протянула между нами разделительный шпагат, тоже вдруг явился с визитом, неся в руках большую миску, наполненную ровно нарезанными кубиками арбуза. Красные и аккуратные кубики, такие холодные, что на них собрались капли росы. Только женщина, стремящаяся к полной ясности, может разрезать арбуз таким идеально точным образом.

— Подарок от моей жены, — сказал он. — Как продвигается ремонт?

— Всё в полном порядке.

Ее громкий голос врывается:

— Ты отдал ему? Не забудь забрать миску.

Он подымается с места. От смущения берет миску, хотя в ней остались еще несколько кубиков.

— Ладно, до свидания.

— Большое спасибо, — крикнул я вслед. — И передай ей спасибо и привет обратно.

Он обернулся:

— Знаешь, она у меня в полном порядке!

— Я знаю. Это трудновато — привыкнуть, когда рядом вдруг появляется новый сосед. Скажи ей, что я тоже не такой уж страшный.

А про себя добавляю: «И скажи ей, что я слышу вас по ночам, и поэтому я спокоен — женщина, которая так играет со своим мужем, наверняка в полном порядке».

Строительный инспектор деревенского комитета тоже пришел. Низкорослый энергичный парень с хорошими веселыми глазами и недоброй улыбкой. Где планы строительства? Он хочет видеть планы. Планы в комитете? Правда? Почему же ему их не показали? Да, он видит табличку с разрешением на строительство, но почему печать здесь, а не там? Вдруг у него в кармане зазвонил телефон, и он сказал: «Здравствуйте, господин Фрид», и: «Я не знал, что это вы строите, господин Фрид», и: «Нет, вам совсем не нужно звонить к председателю комитета, господин Фрид» — и исчез.

— Такое впечатление, что Мешулам стоит на том вот холме с биноклем в руках и следит, что тут у нас происходит, — сказала его дочь.

И еще один инспектор явился. Брат Лиоры, мой шурин Иммануэль. Обычно я подбираю и вожу его, когда он приезжает в Страну, но на этот раз он неожиданно явился на такси.

— Познакомься, — сказал я. — Это мой подрядчик.

— Очень приятно, — сказала Тирца.

Иммануэль обошел дом, потом вошел.

— Ступай осторожно, — сказала Тирца, — мы сегодня прокладываем трубы.

Недавно обретенная вера согнула его спину и сделала вкрадчивыми походку и голос, но речь его решительна и прямолинейна. Он приехал посмотреть, верно ли то, что рассказала ему Лиора, и теперь, воочию убедившись, что это так, хочет выяснить насчет цен и источников финансирования.

Мешулам, который, очевидно, увидел его в бинокль, появился через считанные минуты.

— Какое твое дело? — сказал он. — Это его деньги.

— Ты кто? — спросил Иммануэль.

— Я друг. Друг семьи Мендельсон, а ты?

— Я его шурин, — сказал Иммануэль. — Брат Лиоры Мендельсон.