Книга Коммод - Михаил Ишков

Анния вскочила со своего места, приблизилась к подиуму, выкрикнула.

— Луций, неужели ты посягнешь на право, дарованное мне Марком, твоим отцом?

— Ни в коем случае! — заявил император. — Но и претензии Криспины нельзя назвать незаконными. Помнится, это разрешение, о котором ты говоришь, было вырвано у отца силой, и только потому, что отец решил смягчить горечь твоей утраты. Надеюсь, за двенадцать лет твоя печаль по скоропостижно ушедшему от нас Веру прошла?

— Это не имеет значения. Я была и остаюсь императрицей, значит, и знаками императорского достоинства пользуюсь по праву.

— А вот этого не могут принять ни римский народ, ни я в качестве его управителя и главы фамилии. Вспомни, Анния, Рим вырос на том, что ни одна из прерогатив власти не может быть вручена навечно, но только через волеизъявление народа и на определенный срок. Это правило касается и самого императора, тем более оно должно действовать и в отношении императрицы. Этого основоположения, кстати, придерживался и наш отец. Криспина — законнорожденная римская гражданка, она — моя супруга и вправе требовать соблюдения закона, в этом отношении более благосклонно к ней, чем к тебе.

— Пока была жива наша мать Фаустина, мы обе пользовались ликторами, факелоносцем и глашатем, и в Риме относились к этому вполне доброжелательно.

— Да, потому что никому в голову не могло прийти, что наш исполненный добродетелей отец живет сразу с двумя императрицами. А теперь я даже не знаю, что и подумать!.. Как бы в голове какого‑нибудь насмешника или, что еще хуже, поэта, не зародилась мысль, позорящая нашу семью? Взгляни на Тертулла, Анния, он уже навострил ушки. Чем‑то он позабавит нас в очередном хлестком миме? Какие песенки начнут распевать в Субуре о наличии у императора двух императриц?

— Причем здесь этот дерзкий, чье место в Африке! Он сам является унижением для нашей семьи.

— Но когда ты приглашала его в свою спальню, ты так не считала?

Луциллу густо бросило в краску. Она повернулась и направилась к выходу, вслед за ней ушли и несколько сенаторов, остальные вполне привычно чувствовали в компании с девочками от Стации.

На следующий день был оглашен императорский указ о невозможности в дальнейшем сестре государя Аннии Луцилле иметь в сопровождении эскорт, соответствующий особе императорского достоинства. Этот указ лишал сестру и других почестей — места в императорской ложе, налоговых льгот и возможности пользоваться охраной, состоящей из преторианцев.

Глава 2

«Бебию Корнелию Лонгу Младшему, легату — пропретору и похитителю молоденьких рабынь от придворного стихоплета и соучастника в деле похищения молоденьких рабынь, злостно промышляющего словесным разбоем и торгующего льстивой патокой Постумия Терттула.

Я долго боролся с искушением описать все, что произошло в Риме за те два месяца, что тебя нет в столице. Страх велик, Бебий, но и не высказать того, что думаешь, все равно что ходить со вспученным животом.

Случилось страшное, Бебий! Пишу тебе по следам грянувших событий. Письмо привезет доставит некий Акаст. По словам Клавдии, это верный человек, ведь мое послание ни в коем случае не должно попасть в чужие руки.

Что нас ждет, Бебий?

Рим залит кровью!

Я в растерянности!.. Берут всех подряд — и тех, кто клянется в верности цезарю, и тех, кто проклинает его, кто ходит по улицам, и кто отсиживается дома, кто еще способен спать по ночам, и кого мучает бессонница. Даже если я преувеличиваю, все равно понять, кто есть кто в проскрипционных списках невозможно. Здесь и ярые противники цезаря Сей Фусциан, Квинт Юний Рустик, здесь и ветеран — преторианец, когда‑то лупивший розгами маленького Луция…

Но обо всем по порядку.

На восьмой день Римских игр, в канун сентябрьских ид, в проходе, ведущем в амфитеатр Флавиев (там, как тебе известно, темно даже в самый солнечный день) некий безумец по имени Квинтиан подстерег цезаря и попытался вонзить ему в грудь кинжал.

Я присутствовал при этом дерзком нападении, шел сзади в толпе сопровождающей цезаря, рядом с Летом. Все произошло внезапно. Из сумеречной полутьмы неожиданно выступила фигура — в тот момент, увлеченный разговором с Квинтом, я не обратил на нее внимания, тем более не разобрал лица. Следом мое внимание привлек резкий и громкий выкрик. Голос у злоумышленника дрожал. В дальнейшем выяснилось, что преступник — юноша из патрицианской семьи, поклонник древних героев и, прежде всего, Юния Брута и Кассия Лонгина — убийц Юлия Цезаря. По правде говоря, Бебий, эти витающие в облаках, мечтающие о республике молокососы ни на что не годятся. Вот и этот — возомнил о себе невесть что! Может, вообразил, что является спасителем Рима? В любом случае вместо того, чтобы дерзко и решительно сотворить свое гнусное дело, он предъявил нашему повелителю кинжал и выкрикнул:

— Это посылает тебе сенат!

Луций в тот момент остался один — он вышел вперед, оставив свиту за спиной, так как через несколько шагов должен был выйти к свету, к зрителям, заполнившим огромную чашу амфитеатра. Трибуны были забиты до предела. После победы над слоном, которую в Ежедневных ведомостях я провозгласил «первым подвигом воплощенного Геракла», за что был награжден весомой премией, позволившей мне расплатиться с долгами и купить маленький домик поблизости от твоей виллы на Целии, — граждане валом валили на подобные представления.

Что это я все о пустяках! Поверь, Бебий, пишу, а сам проливаю слезы и никак не могу понять, то ли радуюсь, то ли печалюсь тому, что злоумышленник оказался глуп и, решив сразить Геркулеса, позорно провалил все дело. Но достаточно отступлений, признаний в собственной трусости, в оседлавшей душу немощи, с какой я гляжу на вынесенные на форум головы казненных друзей, официальное ниспровержение их статуй в Риме, Италии и в провинциях, валом покатившиеся конфискации, ссылки, в которые отправляют домочадцев участников заговора, их жен и детей. Горжусь тем, что мне удалось отстоять свою невесту, дочь Норбаны, которую твоя Клавдия сватала за императора и которая вдруг досталась мне. Представь, Бебий, она находит время учить меня хорошим манерам! Шлепает по рукам, когда я первым хватаю кусок. Она рыдает по казненным родителям и не забывает проверить мои рукописи, чтобы исправить грамматические ошибки! Эта девица не брезгует сесть за веретено или взять в руки иглу! Она была определена мне в Эвридики на том злополучном пиру, с которого все и началось.

Итак, этот несмышленыш выступил вперед и, показав цезарю кинжал, объявил:

— Это тебе посылает сенат!

— Что? — спросил немного озадаченный Луций.

Злоумышленник смешался и, вместо того чтобы вонзить кинжал, он, крайне удивленный вопросом цезаря, отступил назад и повторил дурацкую фразу. Так бездарно был упущен удобный момент избавить нас от Коммода, ведь когда до цезаря дошло, с каким намерением Квинтиан поджидает его в проходе, наш богоравный Геркулес задрожал от страха и впал в оцепенение. Злоумышленник и жертва несколько мгновений стояли друг против друга. Ни опешивший Квинтиан не мог тронуться с места — видно, припоминал следующую историческую фразу, какая заставит тирана до конца осознать всю мерзость своих преступлений; ни наш Геркулес не пытался спастись бегством или, по крайней мере, скрутить негодяя.