Книга Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Макрон молчал, осмысляя услышанное.

– Отчего ты не рассказываешь о свадьбе? – поинтересовался неожиданно Тиберий, и префекту почудилось ехидство.

Он нервно потер ладонью вспотевший лоб. Вновь зазвучал в ушах нежный манящий голос: «Возвращайся!» Макрон тряхнул седыми волосами, отгоняя наваждение, и только сейчас заметил, как испытующе глядит на него Тиберий.

– Неужели ты влюблен в эту молоденькую девчонку? Влюблен в жену Калигулы? По глазам вижу. Что ж, она красива, как моя Випсания. Ее глаза тронули и мое сердце, я сделал богатым и влиятельным ее отца в надежде, что она не захочет выйти замуж за лицемерного распутника Калигулу. Но мой добрый поступок канул в Лету. Единственное, что я этим выиграл, так это то, что Юний Силан стал моим верным орудием в борьбе против сиятельных отцов-сенаторов, моими глазами и ушами в Риме.

Макрон смущенно кашлянул, не желая отвечать на вопрос цезаря. Он опять отер холодный пот со лба, взмолившись про себя богам, чтобы Тиберий сменил тему разговора. Но император трясущейся старческой рукой подхватил чашу с вином и дал ему знак продолжать. Префект претория сухо и немногословно поведал Тиберию о ходе церемонии и вечернем пиршестве.

– А что там Агриппинилла? – Неожиданный вопрос едва не застал Макрона врасплох. – Я слышал, она выкинула ребенка. Пусть разводится со своим Агенобарбом, я подберу ей нового мужа. Домиций опозорил ее перед всем Римом в Саллюстиевых садах, ей давно пора было подать на него жалобу лично мне.

Макрон замер, уловив откровенный намек в словах цезаря. Энния подвигнет гордую внучку Тиберия сделать это, отомстить за себя. Теперь-то зверь будет повержен! Втайне префект уже торжествовал.

– Отправляйся, Невий Серторий! Я жду тебя с докладом через положенное время.

Макрон взметнул руку в приветствии и с облегчением удалился. На выходе он краем глаза уловил, как в простенок скользнула быстрая тень. Гемелл! Что ж, цезарь уже принялся за дело всерьез, стремясь дать ему воспитание, достойное будущего наследника империи. Недаром же Тиберий так ненавидит Калигулу.

XL

Юния часто теперь ездила с визитами к отцу в дом Ливии. Силан с размахом перестроил его, значительно расширил комнаты, увеличил конюшню, купил еще рабов. Обеды его были самыми изысканными, клиенты осаждали двери, сенаторы советовались только с ним, зная, что его устами говорит Тиберий. Жалкая кучка его противников, к которой примкнул старый Аррунций, в прошлом друг самого Августа, выжидала благоприятного момента, надеясь, что растущее могущество вызовет со временем зависть и гнев цезаря, но Тиберий по-прежнему благоволил к Силану.

Лето подходило к своей середине, Авентин после пожара застроился почти полностью, Большой цирк уже давно был восстановлен. Квириты ожидали торжеств по случаю открытия и освящения храма Августа, построенного на средства Тиберия. Цезарь обратил несчастье римского народа себе во славу, затратив на возмещение убытков сто миллионов сестерциев. Имя его неустанно прославлялось на форуме наемными глашатаями.

Кассий Лонгин остался в Риме после завершения работы по подсчету убытков и теперь не спускал глаз с Друзиллы. Она беспрестанно жаловалась сестрам и Юнии на его тиранию. Ливилла и Виниций уехали в Помпеи, а Агриппинилла ссорилась с Агенобарбом, уличая его в новых изменах. Домиций вел себя довольно нагло, уверенный, что обвинения с него сняты окончательно, отпускал на счет Макрона вольные шуточки, которые его знакомые с удовольствием разносили по Риму. Он не осознавал, что это все лишь затишье перед бурей. Энния так и не смогла убедить подругу попросить у цезаря развода, Агриппинилла упрямилась и колебалась, но мед сладких речей Невии уже начал бередить душу.

Вновь занемогла Кальпурния. Уже две недели она не выходила к гостям, у нее стали выпадать волосы и ногти. Она сильно постарела, ее непрестанно рвало кровью. Падчерица каждый день навещала ее, привозила лакомые нежные яства, но даже их слабый желудок больной отказывался принимать. Кальпурния угасала на глазах. Муж почти не навещал ее, занятый делами в курии, приемом клиентов, подсчетом доходов с земель и испанских рудников, несколько раз даже предпринимал путешествие в Таррагону. До Кальпурнии доходили слухи о его частых визитах в дом Эмилиев и то, что молоденькая красавица хвастается подругам прекрасными украшениями. Она умирала одна.

Юния была счастлива в браке с Гаем, вопреки предсказаниям. Они поссорились лишь однажды, когда Гай сильно напился в последние дни майских празднеств арвальских братьев и ей пришлось забирать его из лупанара Лары Варус, где он провел с Лицинием, Статилием и Ганимедом трое суток. Это было уже слишком для ее терпения, несмотря на то что эти дни она провела в объятиях Фабия Персика.

Юния поначалу находила своеобразную прелесть в этой тайной связи, Павел был опытным любовником, сумевшим разбудить самые сокровенные желания ее души. Но Фабий начинал постепенно ревновать ее к мужу, любовь его крепла, и она уже задумывалась о разрыве. Но пока он был нужен ей для осуществления дерзкого замысла, к тому же он был по-отечески привязан к Гаю.

Агенобарб оставил ее в покое после свадьбы, найдя утешение в страстных объятиях блудницы Пираллиды, но Макрон по-прежнему искал встреч в общественных местах для прогулок. Она всякий раз ускользала от него, оставляя за собой шлейф надежд и невысказанных обещаний, Юния вела тонкую, продуманную игру с префектом претория. Энния отдыхала в Помпеях у тетки, уехав вместе с Винициями, и они с Ливиллой наперебой забрасывали ее смешными письмами.

Юния отвечала, собралась было приехать, но скончалась Кальпурния. Это случилось не внезапно, и Марк Юний был не очень опечален. Но когда снаряжали покойницу, даже наемные плакальщицы были поражены выражением ее лица. Злое недоумение сковало заострившиеся черты, но восковая маска прикрыла их от взглядов посторонних зевак.

Юния Клавдилла шла рядом с отцом в погребальной процессии, тщательно закутавшись в траурную столу. Никто бы не смог разглядеть, что взор ее горит огнем победного торжества. Она медленно шла и вспоминала.

Накануне кончины Кальпурнии Юния зашла к ней в комнату. Мачеха протянула ей иссохшую руку. Клавдилла пожала ее и села рядом. Кальпурния выглядела жутко. Волосы на голове совсем вылезли, торчали лишь редкие поседевшие пучки, глаза ввалились так глубоко, что торчали желтые скулы, губы побелели и истончились, на щеках и руках горели красные язвы.

Юния молча поднесла зеркало к ее лицу. Глаза больной на миг приняли осмысленное выражение, и из перекошенного рта вырвался тихий стон. Клавдилла низко нагнулась к самому ее уху и зловеще зашептала:

– Твой смертный час настал, ненавистная мачеха! Уже крылатый черный Танатос притаился за изголовьем, чтоб унести твою поганую душу в Тартар, где будет целую вечность мучить тебя. Это я тебя отравила.

Кальпурния едва шевельнула губами, но не смогла издать ни звука. Ее костлявая рука с язвами вместо ногтей мучительно сжалась.

– Ты не умерла в тот первый раз, потому что настало время моей свадьбы, но сейчас тебе уже нет причин жить. Я ненавижу тебя, ты отравила мое детство и угрожала раскрытием страшной тайны. Так же умирал и славный Германик. Тебе выпала честь познать те же муки, что и ему. Видишь этот лоскут? – Клавдилла подняла его к глазам мачехи, где еще теплился слабый проблеск жизни. – Здесь последняя доза яда, она окончательно убьет тебя, старая фурия.