Книга Солдатская сага - Глеб Бобров

Человеческое тело, даже если оно принадлежит столь крутому подполковнику и даже если оно в бронежилете, — довольно слабая преграда для эфки, и осколки рикошетом пошли гулять по машине.

Взрывная волна разнесла в клочья бронежилет, вышвырнула Смирнова из машины. Оторвала правую руку и кисть левой и выдрала весь правый бок от подмышечной впадины и до костей таза. Смерть была мгновенной — массированный болевой шок.

Смирнов наверняка и почувствовать ничего не успел…

Тело доставили в морг, кое-как привели в порядок, одели в парадную форму. Полковые женщины, рыдая и теряя сознание, подретушировали обезображенное осколками лицо. И через день полк прощался со своим командиром. Церемонию обставили до неприличия традиционно — как в Союзе… Обитый красным ситцем гроб; оркестр с неизменным Шуманом и «Прощанием славянки»; полковое знамя с орденами и черной ленточкой; почетный караул из невыносимо страдавших от похмельного синдрома офицеров; траурные лица солдат; начпо с длинной и убедительно-проникновенной речью о «невосполнимой утрате» и «сердцах, переполненных болью и гневом». Под занавес — не менее привычный тройной залп силами одной полуроты.

Все… Попрощались. Через час села «вертушка», и гроб с телом невинно убиенного отправили в Кундуз — в «упаковочную». Еще через пару дней аккуратно запаянная и оправленная в деревянный пенал «посылка» улетела на «Тюльпане» в Союз.

«Комсомольская правда» через полгода сообщила мимоходом: «…погиб — подорвался на вражеской мине…»

Эпилог

Разметав подполковника Смирнова, взрыв под Веха роковым образом отразился и на Сашиной судьбе. С несколькими царапинами и двумя неопасными ранениями левого предплечья его в тот же день доставили в санчасть, а оттуда, от греха подальше, в Кундузский медсанбат.

Немного отлежавшись и уже подумывая о возвращении в воинскую часть, он стал по вечерам замечать легкое недомогание, а потом у него вдруг резко поднялась температура, отекли ноги. Врачи заподозрили газовую гангрену и принялись пичкать Сашу антибиотиками, пока их не осенило — у парня брюшной тиф.

Где Саша умудрился его подхватить — в полку, в рейде или в госпитале, — выяснить так и не удалось. Запоздалое противотифозное лечение не помогало, температура прыгнула выше сорока одного, и Саша впал в полубессознательное, бредовое состояние.

Иногда по утрам ему становилось лучше, температура падала до тридцати девяти градусов, и тогда он, упершись неподвижным взглядом в потолок, смотрел на себя как бы со стороны и как бы со стороны прислушивался к собственным мыслям.

Иногда ему казалось, что все, происходящее с ним, все люди и ситуации, в которые он попадал, его служба в армии, его болезнь и боль — всего лишь сон, фантазия или вымысел и что он вообще не существует как человек, а только моделирует, изобретает, придумывает окружающий его мир.

Или что он есть песчинка, осколок, крошечный фрагмент чего-то фантастического, до слез прекрасного, от чего он когда-то давно откололся и теперь никак не может не только вернуться обратно, но даже и вспомнить, что же было это, столь чудное и восхитительное.

Саша никак не мог до конца додумать, осмыслить свои неожиданные озарения; казалось, что вот-вот, сейчас он уловит, окончательно поймет, прочувствует некую тайну, какой-то запредельный смысл этих прозрений. Но окончательный ответ, потаенное значение неизменно уплывали от него, ускользали, вновь оставляя Сашу один на один с самим собой в душной палате с грязно-желтыми стенами.

Наступал полдень и ему опять становилось намного хуже. Тогда приходила медсестра — чудная любимица всего медсанбата, Юленька-Ангелочек, и, ласково погладив начинающего бредить Сашу по мокрой горячей голове, давала ему прямоугольную таблеточку с выдавленной маленькой латинской буковкой «R» посередине. После этого Саша окончательно проваливался в жаркий, удушливый и тяжелый, не приносящий ни сил, ни облегчения долгий кошмар мрачных сновидений.

С каждым днем Саша доходил все больше и больше. Когда через неделю, уже в реанимационном отделении, ему начали делать операцию, хирург, вскрыв брюшную полость, только бессильно развел руками в стороны и раздраженно кивнул ассистентам:

— Все. Зашивайте…

В тот же вечер. Не приходя в сознание, Саша умер под капельницей.

* * *

Не менее трагически сложилась судьба лейтенанта Пономарева и его взвода.

Спустя полгода, при проведении операции в печально знаменитом районе Карамугуль — Гузык-Дара, батальон в очередной раз попал в тяжелую передрягу. Прикрывая правый фланг отходящих подразделений, третий взвод перекрестным огнем был прижат к обрыву ущелья и только благодаря самоотверженной помощи ребят пятой роты сумел вырваться из огненных клещей.

Одним из первых, загоняя неопытных новобранцев под камни, погиб командир третьего мотострелкового взвода четвертой МСР гвардии лейтенант Сергей Пономарев. Винтовочная пуля, размозжившая правый висок, принесла с собой мгновенную и безболезненную смерть. По словам очевидцев, за секунду до гибели он, по привычке звонко обкладывая матом бестолковых молодят, чему-то рассмеялся и так и умер — с улыбкой на окровавленном лице.

Рядом с ним, не подпуская наседавших духов, до своей последней минуты отстреливался так и не бросивший тела командира ростовчанин Саша Матаев. Получив сквозь бронежилет смертельное ранение в печень, он умер на плащ-палатке по дороге в полк.

Вытаскивая тела убитых и раненых, опять же в голову, был застрелен снайпером и маленький веселый туркменчик, носивший смешное и необычное англо-азиатское имя Хасан-бой. Вместе с ними погиб недели две назад прибывший на замену старикам один из молодых солдат.

* * *

Остальным повезло. Костяк третьего мотострелкового успел благополучно уволиться в запас ровно за одиннадцать дней до происшедшего побоища.

Первыми, еще в октябре, уехали сержанты Шурик и Мыкола. Братусь, Гора и другие дембельнулись в феврале.

Свое обещание ребята выполнили сполна и, еще из Термеза дав «молнию» уволившимся ранее друзьям, сразу поехали в Харьков. Дней за пять, похудевшие и позеленившие от беспробудной пьянки, «крутые афганцы» добрались до места и в тот же вечер, а вернее — в ночь, радостно вопя, ввалились к потерявшему всякое терпение и уже не ожидавшему их братухе Валерке. Наутро к ним присоединился спешно примчавшийся Шурик, а через несколько часов и Мыкола.

Почти неделю толпа радостно праздновала свое возвращение. Пили за все и за вся. Ни о смерти Саши, ни о гибели ребят третьего взвода и лейтенанта Пономарева они тогда еще ничего не знали…

1992–1993 г.

Порванные души

Осенняя колонна 84-го несколько раз откладывалась и бронегруппа вышла из полка только в середине ноября. Что даже кстати! Три-четыре дня до Кишима, день там, за неделю вернемся. Сутки-двое на разгрузку и опять машины провожать. Если повезет, к Новому Году управимся. Потом праздники и вот она — замена. Поеду-ка я домой. Хорош с меня, отслужил свое…