Книга Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

— Ну, прокатывай дырку на кителе для очередного ордена, — сказал удовлетворенно Бондареву подполковник Шехтман, выслушав доклад старшего лейтенанта об успешно проведенной операции.

Полковник из ГРУ поблагодарил за выполнение задания, пожат крепко руку, сказав, что после подтверждения факта ликвидации главаря от определенных источников они вернутся к разговору об обещанном поощрении. Доложив командиру батальона о возвращении, командир роты собрат и проверил личный состав, после чего разрешил всем отдохнуть. Сам же пошел в палатку, чтобы привести себя в порядок и решить ряд неотложных текущих задач.

Через некоторое время в палатку заглянул дневальный по батальону и доложил, что начальник штаба бригады срочно вызывает командира роты к себе.

Зайдя в его кабинет, Бондарев безошибочно понял, что случилось что-то непредвиденное.

— Бондарев, ты какую задачу получал? — спросил начальник штаба, когда командир роты доложил ему о своем прибытии.

— Найти и уничтожить главаря бандформирований — пожилого мужчину с белой бородой, следующего на японской «Тойоте» зеленого цвета.

— Ты о чем говоришь: «найти и уничтожить главаря». Какого главаря? — Он трясущимися руками достал из ящика рабочего стола знакомый Бондареву приказ о назначении подразделения в поиск и уничтожение группы мятежников. — Вот здесь черным по белому написано: «В случае оказания вооруженного сопротивления разрешается открывать огонь на поражение». Они что, оказывали вам сопротивление? Если так, то где их оружие? Вы сегодня расстреляли ни в чем не повинных, к тому же безоружных людей. Мало того, тот седой старик, которого вы безосновательно приняли за главаря, вовсе и не бандит. Я тебе больше скажу, он является дальним родственником главы государства. И об этом ему уже доложили. Ты чувствуешь, чем это пахнет? Тюрьмой, товарищ старший лейтенант! — Подполковник нервно ходил, точнее, метался по кабинету. Лицо его покрылось красными пятнами. Он был зол, напуган и не стеснялся в выражениях. — Все, командир, ты, видимо, уже откомандовался! А ведь в приказе все было расписано, что делать и как поступать. Но вы наплевали на приказ! Вы опозорили честь нашей бригады, честь советского офицера! Вы теперь преступник, вот вы кто!

Он сел на табурет, снова стал читать листок.

— Нет, здесь же все расписано. Ведь приказ готовили умные люди. Они думали, когда работали над ним. Это вы только думать не хотите, умнее других себя считаете? Ты виноват, но ведь накажут и меня, как начальника штаба, как исполняющего обязанности командира части! Ты меня под монастырь подвел, Бондарев! В чем моя вина здесь? Я-то при чем, если ты оказался таким бестолковым? Я даже представить себе не могу, что за это может тебя ожидать! Расстрелять столько человек и убить родственника самого Бабрака! Здесь расстрелом твоим пахнет, и не меньше, командир! Что же мне делать?

Он раскачивался из стороны в сторону, сидя на табурете и обхватив голову руками.

— Скажи, если ты такой умный, что я должен сейчас командующему армией докладывать? Ведь мой наградной лист сейчас находится у него на подписи. Он же из-за твоей тупости теперь не подпишет его! Ты слышишь, командир, из-за тебя не подпишет! Кроме всего прочего, я минимум что еще получу это служебное несоответствие! Ты знаешь, что это означает в моем возрасте и на моей должности? И все это из-за твоего преступного разгильдяйства, товарищ старший лейтенант! Какой же я дурак, какой дурак! И нужно было мне слушать этих разведчиков? Что же теперь будет? — не то говорил, не то стонал подполковник, по-прежнему раскачиваясь на табурете.

Потом положил на стол несколько листков чистой бумаги.

— Садись, пиши объяснительную записку. Подробно. Не забудь написать, что перед выходом в поиск я лично инструктировал тебя о порядке применения оружия, что ты сам нарушил приказ и по собственной инициативе расстрелял безоружных людей.

— На чье имя писать? — спросил командир роты.

— Место для адресата сверху листа пока оставь. Кто ее затребует, на то имя потом и напишешь. Может, на имя командующего, может, военного прокурора или следователя? Ты, главное, подробно опиши суть события. И запомни, что ты сам допустил преступную халатность, вопреки требованиям приказа. Тебе никто не говорил и не уполномочивал поступать так, как сделал ты. Понял? Ну а теперь думай и пиши.

Старший лейтенант Бондарев долго сидел, склонившись над листком, и никак не мог сосредоточиться. Еще несколько часов назад он был горд, что начальник штаба благодарил его за службу, по-мужски крепко жал руку, а тут его будто кто подменил. Почему все так быстро изменилось? Откуда такие страшные данные? Ведь когда огонь охватил разбитую машину, вокруг никого не было. И люди в ней, очевидно, уже были мертвы. Что же все-таки случилось?

Немного успокоившись и проанализировав ситуацию, он отчетливо понял, что начальник штаба «делает его крайним». Скажи Бондареву кто-нибудь несколько дней назад, что он окажется в таком тяжелом положении, он бы ни за что не поверил. Ведь он действовал именно так, как они обговаривали все перед выходом на задание. Не было никаких обтекаемых слов и рекомендаций. Вопрос стоял прямо и однозначно: найти и уничтожить!

И он нашел, и именно того, кого нужно было. И сделал так, как было приказано. Зачем же его в этом обвинять? Что там было написано в приказе, он и не знал, потому что, полностью доверяя начальнику штаба, расписался в нем, не прочитав до конца. Тогда он считал, что письменный приказ — это простая формальность. А теперь, оказывается, он может стоить ему служебной карьеры, а может, и жизни. Не зря же подполковник Шехтман сказал, что дело пахнет расстрелом. На душе было тяжело и муторно. События последнего часа так стремительно ворвались в жизнь командира роты, что он был шокирован ими и находился в каком-то заторможенном состоянии. Ему все еще не верилось и казалось, что происходящее с ним — не что иное, как тяжелый сон после хорошей попойки. И стоит согнать с себя эту дрему, как все пройдет. Он даже ущипнул себя за ногу. Больно. Нет, это не сон!

Протянув начальнику штаба объяснительную записку, спросил:

— Мне что теперь делать?

— Пока иди в батальон. Никуда без моего личного разрешения не отлучайся. Сейчас буду докладывать командующему. Какое решение он примет, я не знаю, но, думаю, что для тебя оно может оказаться трагическим. Так что иди, готовься.

Бондарев шел по коридору штаба, осмысливая последнюю сказанную начальником штаба фразу.

«К чему готовиться?»

— А, боевой командир, здравствуй! Что-нибудь случилось? Что-то лицо у тебя не очень радостное.

К Геннадию подошли несколько человек, среди которых был знакомый ему полковник ГРУ, ставивший задачу на уничтожение главаря.

— Вот иду готовиться, — невесело ответил старший лейтенант.

— В рейд?

— В тюрьму. Начальник штаба сказал, что расстрелом дело мое пахнет. Собирается сейчас командующему докладывать.

— Ну-ка, сходи, пожалуйста, к начальнику штаба, успокой его, а то он в панике дров наломает, — попросил полковник своего товарища. — А мы пока поговорим с командиром.