Книга Дорога смерти - Роберт С. Стоун

— Разумеется, господин Элиандо.

Карн распорядился, чтобы по всему дому из коридоров убрали ковры. Они мешали передвижению его кресла. Теперь он легко катил вдоль балюстрады второго этажа, глядя на огромный холл внизу. Захоти он спуститься на его мраморный пол, ему бы пришлось позвать двух слуг, чтобы они снесли его беспомощное тело по пологим закругленным ступеням. Третий слуга следовал бы за ними с креслом. Трое слуг, чтобы один человек мог спуститься или подняться на один пролет лестницы. Просто смехотворно. Если бы такая судьба постигла его раньше, в те дни, когда он зарабатывал себе на жизнь на улицах Белфара, а затем Прандиса, он был бы уже мертв. Карн подумал, что деньги обращают вспять законы природы. И он не был уверен, а так ли уж это правильно.

Ему пришлось слегка напрячься, чтобы вкатить кресло на толстый ковер в своей комнате. Карн приказал слугам не раздвигать занавески, он обнаружил, что яркий свет действует ему на нервы. Когда дверь закрылась и комната погрузилась в полумрак, ему сразу стало легче дышать.

На мгновение он задумался, не лечь ли в постель, может быть, даже подремать. Но ему мешала спать боязнь увидеть сны. Собственно говоря, Карна мучили не столько мысли о визите Бэрра Эстона, сколько о бывшем премьер-министре Андусе Райвенвуде. На следующий день после посещения Эстона Карн поехал в город и присутствовал при казни бывшего главы правительства. Собралась огромная толпа, жители Прандиса заполнили площадь, окружив помост, на котором находилась плаха палача. Был теплый весенний день, и запах, исходивший от плотно сбившихся людей, напоминал, скорее, об изголодавшейся стае доведенных до бешенства диких животных.

Он так и не смог восстановить в памяти, что именно сказал Амет Пейл, хотя и помнил, как его речь без конца прерывалась возгласами одобрения. Со своего наблюдательного пункта — на верхних ступенях особняка, заблаговременно занятых его слугами, чтобы Карн в своем кресле на колесах мог наблюдать происходящее поверх голов собравшихся, — ему не удалось толком разглядеть выражение лица Райвенвуда. Карну хотелось думать, что оно до последней минуты оставалось бесстрастным, хотя он опасался обратного, чему мог стать свидетелем, находись он поближе, достаточно близко, чтобы расслышать, как топор палача вонзился в деревянную плаху, отрубив голову премьер-министра. На расстоянии происходящее напоминало странное, безмолвное представление в театре марионеток. Лучше всего было бы тут же уехать, но Карн настоял на том, чтобы увидеть лицо Райвенвуда, — что-то вроде наказания, наложенного им на себя самого. Он должен был увидеть то, чему стал невольной причиной. Поэтому выждав изрядное время, после того как разошлась толпа, они направились к Башне Совета. Однако Амет Пейл не насадил голову Райвенвуда на пику. Оказалось, генерал знал, что кровь, стекающая на землю, обязательно привлечет к мертвой плоти муравьев. А мстительному Пейлу хотелось, чтобы голова бывшего премьера как можно дольше оставалась в узнаваемом состоянии, словно зловещее напоминание — вот человек, который был премьер-министром и умер, потому что пытался сопротивляться мне. Он вывесил голову высоко над входом в Башню Совета, где до нее не смогли бы добраться ни люди, ни муравьи, в очень тонкой сетке, защищавшей зловещие останки от птиц. Глаза премьер-министра были открыты…

Хорошо бы все-таки прилечь, пусть даже не удастся заснуть. Хорошо бы выбраться из кресла, но Карн не хотел звать слугу. Он уже знал, что может подкатить кресло к краю кровати и с помощью рук переместиться на постель. Этот процесс напоминал переползание, и одеяла с простынями всегда сбивались. Но что еще хуже, совершенно невозможно было самому перебраться из постели обратно в кресло, и в конечном итоге все равно приходилось звать слугу.

Поэтому он просто откинулся на спинку кресла, прислонился головой к полированному дереву и поднял глаза к потолку, терявшемуся в темноте. Тихий вздох раздался в неподвижном воздухе комнаты.

Но вздохнул не Карн.

Он резко вскинул голову, силясь проникнуть взглядом сквозь мрак, сгустившийся в углах спальни. Никого не было, нет, возле окна он увидел бледный силуэт на фоне тяжелых занавесей из шелка. Там стоял высокий, стройный мужчина, но больше ничего Карн разглядеть не смог.

Быстро повернув голову, он задом откатил кресло к стене. Рука начала шарить по драпировке, пока не наткнулась на маленький выключатель, Карн судорожно вздохнул и нажал на него.

Он ожидал обычного потока яркого безжалостного света, но вместо этого лампы в абажурах, укрепленных на стенах, попытались разогнать тьму слабым желтоватым свечением. Они сердито зажужжали, словно в них заключались не тоненькие проволочки, а разъяренные пчелы.

— Прошу прощения, — промолвил негромкий голос. — Боюсь, мое присутствие воздействует на ваши лампы.

В мягком, приглушенном свете Карн попытался рассмотреть непрошеного гостя. Это был мужчина более шести футов ростом, но по-женски утонченный и грациозный. Его лысая голова имела удлиненную форму, черты лица удивляли своей мягкостью. Белое одеяние незнакомца ниспадало почти до пола, оставляя открытыми длинные ступни в сандалиях.

— Кто вы? — спросил Карн, и его голос прозвучал более хрипло и резко, чем ему хотелось. В ожидании ответа он быстро скользнул рукой от выключателя к ручке двери.

Мужчина несмело улыбнулся, но его темные глаза остались печальными.

— Я — Атахр Вин.

Голос был глубоким и музыкальным, с каким-то странным акцентом, как будто он говорил на чужом языке.

Рука Карна замерла возле самой дверной ручки. Атахр Вин — это место, а не человек.

Длинные тонкие пальцы незнакомца медленно вытянулись, выражая нечто, как решил Карн, сродни пожатью плечами. Он подумал, что грация этого человека чем-то раздражает. Смотришь на него и вспоминаешь о собственной неуклюжести, и дело тут вовсе не в том, что ты калека.

— Когда ученые впервые пришли в мой дом, — пояснил непрошеный гость, и его голос зазвучал почти как песня, — и перевели руны у моей двери, они решили, что это название места. Но у крайн все по-другому, там было начертано мое имя.

Ошеломленный Карн секунду молчал. Неизвестный хотел сказать, что он и не человек вовсе, а крайн! И не какой-нибудь крайн, а владелец странного подземного жилища, в котором Карн стал калекой. Сама идея казалась нелепой, но этот невозможный человек стоял здесь, его щеки были гладкими, как фарфор, а темные глаза глубокими, как колодец, в который Карн спустился в поисках Бэрра Эстона. Мурашки побежали по всему его телу, остановившись у ног, там, где пропадала чувствительность.

— Я думал… — Слова никак не хотели срываться с его губ, Карн откашлялся и предпринял еще одну попытку, но вряд ли его голос стал менее хриплым. — Я думал, что крайн мертвы.

— По большей части это так и есть, — ответил Атахр Вин, но в словах, несмотря на их печальный смысл, не было сожаления. — Умерли совсем или умерли для всего остального мира. В течение многих веков разница была невелика. Те из нас, кто пережил Опустошение и Принятие Обета, удалились в свои дома, чтобы, предавшись скорби, погрузиться в сон на многие века, бежать с лица земли, которой мы нанесли такой ужасный вред. Время от времени я пробуждался и, невидимый, бродил среди людей, глядя на то, что вы сделали с миром, который мы вам завещали. Я полагаю, некоторые из моих соплеменников делали то же самое, хотя я никого не встречал во время своих коротких и нечастых путешествий. Неудивительно, что люди считают нас мертвыми. И я бы мог по-прежнему спать в своем холодном, пустом дворце, если бы ко мне не вторглись.