Книга Рабыня Гора - Джон Норман

Подошла к пленнику, подняла на него глаза. Он смотрел в сторону.

— Хозяин боится рабыни? — спросила я. Коснулась его кончиками пальцев, лениво провела по плечу. Про себя улыбнулась. Лишь земной мужчина испугался бы рабыни. Испугался бы, смутился. Не знал бы, что с ней делать. Конечно, тут же принялся бы вбивать ей в голову, в чем заключается мужественность, превращая ее в подобие мужчины. Вот такая женщина для него безопасна. И не посмотрел бы на ее чувства, и внимания не обратил бы на то, что она женщина, ведь ее природа — какова бы она ни была — его, по существу, не интересует, главное — самому избежать ответственности. Мужчины и женщины равны — вот основной тезис, за которым прячутся слабые, запуганные мужчины. Все просто. Если женщина — не женщина, то и мужчина ей не нужен. Почему так много мужчин страшатся быть мужчинами? По-моему, ничего ужасного в этом нет.

— Ты такой большой, сильный, хозяин, — улещала я узника, — и красивый.

Он зло смотрел в сторону.

— Почему же ты не обнимешь меня, не поцелуешь рабыню? Я тебе не нравлюсь?

Ни слова в ответ.

— О, — протянула я, — ты в цепях!

Я поцеловала его руку. Он выше меня дюймов на десять, весит, наверно, вдвое больше. Рядом с ним я чувствовала себя такой маленькой.

— Давай Дина поласкает тебя, хозяин, — шептала я. — Позволь Дине сделать тебе приятно.

Я рванула зубами его тунику.

— Ты должен позволить Дине ласкать тебя, — уговаривала я. — Скоро на тебе поставят клеймо, и ты станешь несчастным рабом, как Дина. — Я разорвала зубами его тунику до пояса. Обнажилась мощная грудь. Ласково поглаживая его по бокам, я лизала и кусала его живот. — А раба могут убить всего лишь за то, что он коснулся рабыни. — Я посмотрела ему в лицо. — Дине так жаль, что скоро ты станешь рабом, хозяин.

— Я не стану рабом, — сказал он. Я озадаченно смотрела на него. Он снова отвел глаза в сторону.

Я вцепилась зубами в его тунику у пояса.

— Не надо, рабыня, — сказал он. Я испуганно отпрянула.

— Иди, Дина, — приказал вернувшийся к узнику Борчофф.

— Да, хозяин.

И я вернулась в жилище рабынь: вымыться, привести себя в порядок к вечеру.

— Приведите узника, — приказал Борчофф, вставая за низеньким столиком в зале наслаждений и поднимая кубок.

Я стояла на коленях перед мужчиной, которому только что подавала мясо. Блюдо опустело.

Музыка смолкла, девушка в желтом шелке прервала танец.

В зале — человек пятьдесят мужчин и почти все живущие на заставе девушки.

— Добро пожаловать, — этими словами встретил Борчофф введенного в зал пленника. Ноги его были скованы цепью, руки в кандалах — за спиной. На всем теле — следы побоев.

Его швырнули на колени перед Борчоффом, предводителем воинов заставы Турмусовых Камней.

Двое охранников крепко держали его, не давая встать с колен.

— Ты здесь гость, — объявил Борчофф. — Сегодня ты пируешь.

— Ты щедр, предводитель, — ответил мужчина.

— А завтра, — продолжал Борчофф, — ты заговоришь, поскольку наши доводы сумеют тебя убедить.

— Вряд ли, — бросил тот.

— У нас действенные методы.

— И все же пока они не сработали. Казалось, Борчофф разозлился.

— Но если мне будет угодно — заговорю, — добавил пленник.

— Премного благодарны, — ответил Борчофф. Пленник опустил голову.

— Ты из воинов, — предположил Борчофф.

— Возможно.

— Ты мне нравишься, — сказал Борчофф. — Сульда, Тупа, Фина, Мельпомена, Дина! — крикнул он нам. — Попотчуйте и ублажите нашего таинственного гостя, который никак не вспомнит, из какой он касты, как его имя и из какого он города.

Мы послушно бросились к коленопреклоненному, окованному цепями мужчине.

— Завтра к вечеру, надо думать, память к нему вернется.

— Девятнадцать часов уже есть? — спросил пленник.

— Нет, — ответил Борчофф.

— Я заговорю, — заявил он, — в девятнадцать часов.

— Испугался завтрашних доводов? — осведомился Борчофф.

— Нет, — ответил узник. — Но всему свое время и место: и речам, и клинкам.

— Эта поговорка в ходу у воинов, — отметил Борчофф.

— В самом деле?

Приветствуя его, Борчофф поднял чашу. Он тоже принадлежит к касте воинов.

— Вот незадача, — проговорил он, — что ты попал к нам в руки. В стойлах Турий нужны рабы — чистить тарларионов.

Сидящие за столами мужчины расхохотались. Посмеялись остроте Борчоффа и мы. Если пленник из воинов, для него это куда как оскорбительно. И мне, и всем прочим показалось ужасно забавным, что он вдруг станет рабом и его возьмут и отправят на самые грязные работы. Там, во дворе, даже скованный цепями, он напугал меня. Так что мысль о его будущем рабстве меня особенно радовала. Так ему и надо!

Узник не ответил Борчоффу. Кивнув нам, Борчофф осушил чашу.

— Бедный хозяин, — стоя на коленях, взяв в ладони его голову и целуя, причитала я над коленопреклоненным мужчиной, — бедный хозяин.

— Ты та самая шлюха, что была во дворе. — Он всмотрелся в мое лицо.

— Да, хозяин.

— Приятно будет пометить тебе ушко. О чем это он?

Мы принялись ласкать, целовать его, принесли ему вина, разных лакомств. Вились вокруг вьюном, прислуживали что было сил.

— Настало время для главных наслаждений! — объявил Борчофф.

Мужчины нетерпеливо вскинулись. «Дина!» — позвал тот, которому недавно я подавала остро приправленное мясо.

Торопливо чмокнув коленопреклоненного, опутанного цепями узника — таким небрежным поцелуем одаряют на Земле жены мужей — и шепнув: «Прости, хозяин, но я должна служить другому», я бросилась на зов.

Уже убегая, услышала, как узник спросил Борчоффа, который час. «Восемнадцать часов», — ответил тот.

Я лежала в объятиях воина на подушках, разложенных на полу в зале наслаждений, и целовала его. Это уже четвертый.

— Как чудесно с тобой, хозяин, — шептала я, прижимаясь к нему, чуть приподнимая голову. Дал бы кусочек подслащенного медом мяса со стоящего рядом с ним металлического блюда! Ни я, ни остальные девушки такую пищу сами брать не смеем. За это могут отрубить руки. Несколько часов до пира мы ничего не ели, да и на самом пиру — тоже. Нас зовут на пир не есть, а прислуживать. Мы — рабыни. Однако мужчины могут нас покормить. Хотим есть — должны заслужить свою пищу.