Книга Вещий князь. Книга 6. Властелин Руси - Андрей Посняков

— Облыжно все это! — хорохорясь, кричал в толпу Истома. — Подстроено!

— Ах, подстроено, говоришь? Облыжно? Ну ж, гад, держись! — Растолкав дружинников, влетела на помост златовласая дева в длинной варяжской тунике, широко раскрытые васильковые глаза ее метали гневные молнии.

— Ладислава! — не веря, закричал Хельги. — Милая моя… Ладислава… Откуда ты здесь?

— До Ладоги дошли слухи о твоей смерти. — Гнев на лице девушки сменила радостная улыбка. — И я решила плакать на твоей могиле.

— Ну, это ты того, поторопилась, — несколько смущенно отозвался ярл.

О, с каким наслаждением он ласкал податливое молодое тело! Ладислава, казалось, совсем обезумела от ласк — постанывала, по лебяжьи изгибая спину, чувствуя на своих бедрах сильные руки любимого.

— Лада моя, — крепче сжимая объятия, шептал ярл, — Ладия… Ладислава…

Кто-то осторожно постучал в дверь.

— Зайди, — откликнулся ярл, сдвигая над ложем полог.

— Ты просил узнать, как умер Хаскульд, ярл, — возник на пороге Снорри.

— И как же?

— Обычно умер. Во сне. Никто его не убивал, не подсыпал яду. Видно, срок вышел.

— Хм… — Хельги недоверчиво посмотрел на приятеля. — Думаю, ты явно не все сказал?

Варяг усмехнулся и подошел ближе к ложу:

— Мы тщательно обыскали покои Хаскульда, но нашли только вот это.

На узкой ладони Снорри сверкали раздавленные остатки шприца! Хельги зябко передернул плечами: он знал, что это за штука.

А снаружи, на улицах, сидя за вытащенными столами, пировал народ, славя нового князя. Поднимались рога и кубки, полные меда и пахучей ягодной браги:

— Слава князю Олегу!

— Слава, слава!

— Слава хакану русов!

Весь день ползавшая по небу туча наконец разразилась дождем. Упали на пыльную землю первые капли, и Днепр накрыла сизая дымка. Однако дождь вовсе не разогнал пирующих, так и ходили по улицам до утра, пили дармовую брагу и славили нового князя, который, уж конечно, будет куда лучше прежнего.

— Слава хакану русов!

Глава 17

ЛУГНАЗАД
1 августа 867 г. Ирландия, Тара

Тут поток крови хлынул у него изо рта, и немедля он умер.

Мифы и предания средневековой Ирландии, убийство Ронаном родича.

Сильный восточный ветер гнал над зелеными холмами Лейнстера изумрудно-синие тучи. То и дело начинал моросить дождь и тут же сменялся ярким веселым солнцем. За холмами, над Черной заводью, у крепости Дубб Линн, вставала разноцветная радуга. В самом заливе покачивались на спокойной воде десять больших драккаров — изящных и мощных судов, пенителей моря.

К северу от Дубб Линна, в дубовой рощице у подножия холма Тары, спешившись, привязывали лошадей вымокшие под дождем всадники в длинных плащах. Один из них — высокий, чуть сутуловатый мужчина с узким лицом и черными волосами — посмотрел на священный холм.

— Там, за холмом, в селении, у меня когда-то была девушка с белым лицом и бровями чернее спинки жука, — грустно произнес он и тут же скривил губы в усмешке. — Нет, князь, ее звали не Магн дуль Бресал, по-другому. Но все же это была очень хорошая девушка, поверь мне.

— Что ж ты не женился? — поправив темно-голубой плащ, спросил его спутник — главный в этой компании.

— Не смог, вернее — не захотел. Я же считал себя великим поэтом — филидом, и даже более чем великим — олламом. Сам друид Форгайл Коэл оказывал мне знаки внимания… И когда однажды он позвал меня в школу филидов, в Круахан Ай, я с радостью подстриг волосы и сменил зеленые равнины Лейнстера на суровые скалы Коннахта. Как же, я очень хотел возвыситься над людьми…

— Что ж, ты вполне добился своего, Конхобар.

Ирландец улыбнулся:

— Добился благодаря тебе, князь! Или как там теперь тебя называть — хаканом, а, Хельги-ярл?

— Называй, как хочешь, только не забывай — по возвращении в Киев ты должен разыскать всех, кто мутит воду в земле радимичей. И как бы я там ни звался — князь, хакан или ярл — спрошу строго.

— Умеешь ты ободрить людей, князь, — притворно вздохнул Ирландец. — Хотя, не буду кривить душой, мне нравится мое дело.

— Я знаю, — кивнул ярл. — Я смотрю, на тебя нахлынули воспоминания.

— Уже схлынули. — Конхобар пожал плечами и обернулся: — Ну, и где же твой монах, брат Никифор?

Никифор Дрез, черноволосый, смуглый, сверкнул загадочными ромейскими глазами.

— Думаю, брат Деклан скоро явится, — ответил он и подошел к Хельги. — Ты, ярл, и в самом деле уверен, что друид осмелится явиться сюда?

— Да, — коротко кивнул князь. — Черный друид жаждет власти и мести. Именно здесь, на холме Тары, он когда-то получил силу, именно сюда и придет в этот день, в великий праздник в честь бога Луга.

— В языческий праздник, — поморщившись, поправил Никифор. — А вот, кажется, и Деклан.

На скользкой дороге, спускающейся с холма, поскрипывала двуколка, запряженная пегой лошадью. На облучке сидел молодой парень, веснушчатый и рыжий, как осеннее солнце. Завидев воинов, он спрыгнул в траву, подмигнул:

— Поди, заждались меня, а?

— Ну как, брат Деклан? — вместо приветствия быстро спросил Никифор.

Парень враз сделался серьезным:

— Он там. Но не один — с ним красивый юноша, черноволосый и светлоглазый.

— Так, так…

— Юноша только что принес к развалинам дворца ветки омелы, а еще вечером я видел, как он грузил на телегу кувшины.

— Что за кувшины?

— Большие, с широким горлом, — монах перекрестился. — Эти богомерзкие сосуды предназначены для принесения человеческих жертв поганым богам. Я хотел разбить их, поднять жителей… но ты не велел, брат Никифор.

— И правильно не велел. Друид все еще очень силен. Сколько было кувшинов?

— Два.

— Значит, будут две жертвы.

— Да… как раз недавно пропали куда-то два пастушка… Говорят, ушли в сторону Миде.

— Хм, говорят… Что ж, поторопимся!

Все — князь Хельги, Ирландец, Никифор и двое дружинников-гридей — Дивьян и Вятша — прячась за деревьями, направились на священный холм Тары, на вершине которого маячили развалины дворца-храма. Хельги мог быть доволен — он все предугадал правильно. И место, и день, и даже час — раннее утро — ведь день Лугназад — праздник в честь веселого бога Луга — начинали по-настоящему отмечать в полдень, после посещения церкви. Многие священники морщились, но все же никто из них не осмелился бы выступить против остатков языческих игрищ — христианская вера в Ирландии отличалась терпимостью и добродушием. Может, потому ее приняли всей душой ирландцы?