Книга Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин

Автоматчик вскинул к плечу оружие и короткой очередью срезал обоих. Перечеркнул строчкой попаданий на уровне груди, заставив охрану в ту же секунду повалиться на землю. Один упал как подкошенный, замертво, а вот второй, повалившись на бок, хрипло застонал, шаря руками по траве.

– Я сказал – всем бросить оружие! – вновь подал голос боец, и я отвлекся от раненого.

Книппель, вскочив из-за стола, тут же торопливо расстегнул и сбросил поясной ремень. Кобура с пистолетом глухо ударилась о землю. Гражданские, поднявшись на ноги, развели руками, демонстрируя, что у них нет никакого оружия.

Я крепко зажмурился и вновь открыл глаза. Только сейчас до меня дошло, что приказы автоматчик отдает по-русски и на его гимнастерке, на плечах коробились советские зеленые погоны с красными лычками.

Я посмотрел на танк. На башне, с правой стороны, был ясно виден номер, нанесенный белой краской. Рядом с ним красовалась пятиконечная красная звезда. Тот же самый номер был и на передке машины. Ну а сам танк… трудно было не опознать в нем Т-34, с длинной пушкой на восемьдесят пять миллиметров, ставшей симметричным ответом на появление в нашей реальности немецкого «зверинца»[20].

– Кто таков? – Автоматчик наконец-то обратил внимание и на меня.

Сглотнув ком в горле, я оглянулся на пылающие Лебеди и суетящихся казаков. Посмотрел на бойца. И произнес свой универсальный «пароль». Втайне надеясь, что именно он мне и поможет. Вернее – учитывая то, что с минуты на минуту начнется окончательный штурм Лебедей, – не только мне.

– Я из будущего, товарищ сержант. Из будущего, где мы победили.

Вглядевшись в мое лицо, автоматчик совершенно неожиданно согласно кивнул.

– Есть у нас один такой. Будешь вторым.

Меня словно обожгло этим известием. Не веря в свое счастье, я переспросил:

– Есть?! Подождите, как Бон? В порядке?!

– Нормально, – отмахнулся сержант и тут же качнул оружием в сторону стола. – Это кто такие?

– Немцы, – не стал я скрывать, – практически главные тут.

– Это хорошо, – кивнул сержант и махнул рукой вниз, по направлению к Лебедям. – А дела все разворачиваются, стало быть, там?

– Так точно! – сбился я на уставную форму выражения своих мыслей.

Сержант развернулся, посмотрел на командира танка, высунувшегося по пояс из машины и положившего руки на откинутую крышку люка.

– Что скажешь, мазута? – Боец вопросительно вскинул подбородок.

– Делать надо, а не говорить. Карточки заполнять нет времени[21]. Я даю добро. – Произнеся это, командир взглянул вниз, в нутро танка. – Передавай. Атаку начинаем. В направлении на Лебеди. Удар фронтальный.

Закончив с приказаниями, танкист вновь обратился к пехотинцу:

– Заскакивай. Пойдет первый взвод, второй, а мы поддержим. Не свались.

Сержант повелительно махнул своему отделению, а сам, задержавшись на несколько мгновений, прошил двумя длинными очередями Книппеля, гражданских и официанта. Кто-то упал на землю, кто-то, пачкая кровью скатерть, завалился на стол, опрокидывая с него тарелки и графины. Мельком взглянув на результат своей стрельбы, сержант обратился ко мне:

– Вон пистолет, если что. Тылы подойдут. Парень твой в санитарке.

Боец подбежал к танку и запрыгнул на машинное отделение. Бронированный монстр, взревев движком, лихо развернулся почти на месте и, выбрасывая из-под гусениц жирный чернозем, двинулся вниз с холма.

Штурм тем временем замедлился. Судя по всему, защитники клуба и близлежащих домов все еще были в силах сопротивляться. Продвижение казаков замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Огибая холм, в ложбину на полном ходу влетали тридцатьчетверки с десантом на броне. Кто-то из них останавливался на несколько секунд, и тут же раздавался глухой звук выстрела. Взлетала щепа из кузовов машин, летело железо кабин, переворачивались и бились минометы. Краснозвездные танки, будто бешеные, ворвались на позиции артиллерии, безжалостно давя и круша все на своем пути. Десант, спрыгивая с брони, тут же организовывался в отделения, занимал оборону и выкашивал бестолково мечущихся казаков и немцев.

Некоторые танки останавливались и вели огонь с места, тщательно прореживая улицы от обороняющихся казаков. Другие шли вместе с атакующим десантом, прикрывая его и действуя собственными пулеметами.

Это было не просто избиение или уничтожение противника. Танкисты вместе с пехотой действовали настолько слаженно и грамотно, что я не мог довольно долго подобрать термин. Просто смотрел и даже любовался тем, как поднимают руки казаки и немцы, как на единственный выстрел из дома танкисты отвечают осколочным в окно. Смотрел, пока до меня наконец не дошел смысл происходящего. Пока я не понял, что же сейчас, на моих глазах, творится.

Отпустив руку Насти, я подошел к расстрелянным немцам и, присев у сброшенного пояса, расстегнул кобуру. Вынул тяжелый «вальтер», повертел в руках и снял предохранитель. Без особых раздумий и совершенно без мандража пнул Книппеля. Немец тяжело ворохнулся от моего движения. Будто мертвый.

Поколебавшись пару секунд, я все же выстрелил в Йозефа. Аккурат в голову. Перешагнул через уже гарантированный труп и остановился рядом с гражданским толстяком. Тот, каким-то образом почуяв меня, вдруг извернулся и, нелепо дергаясь, постарался заползти под стол. Я ногой прижал его к земле, прицелился в затылок со складками жира, прикрытыми тонким ежиком волос, зажмурился и нажал на спусковой крючок.

Не так давно меня заставляли делать контроль раненым и павшим. И мне это не нравилось, я безумно хотел избавиться от этой обязанности. Но тогда не нашлось никого другого, и мне пришлось кидать гранаты в кучу искалеченных на минном поле людей. Тогда это было схоже с «добиванием», которого я не выносил в бытность свою в «фирме». Прыгать на павшем противнике, колотить его башкой об асфальт – я был выше этого. И то, чем меня заставлял заниматься Диляров, мне претило.

Почему же сейчас я сам взял в руки оружие для осуществления той же неблагородной затеи? Я могу объяснить. Все просто. Тогда мы были окружены, нам следовало выстраивать отношения с немцами, как-то лавировать.

Теперь же, глядя на уверенные маневры Т-34-85, на отменно действовавших десантников-пехотинцев, я понимал, что все, совершенно все бесповоротно изменилось. Мы не были изгоями, не были кучкой доходяг, неведомо как попавших в какую-то страшную, извращенную реальность. Видя тяжелые бронированные машины, я понимал, что значат слова об обрывах связи, потерях поисковых партий и исчезновении из эфира целых городов. Это значило одно – грядет Освобождение.