Книга Четвертый тоннель - Игорь Андреев

— Там была собака, — сказал я водителю, и тут же подумал, что этот комментарий излишен, потому что водитель знал об этом лучше, чем кто-либо другой.

— Что поделаешь, — ответил он на ломаном английском, с извиняющейся улыбкой, и развел руками, — она не успела.

Девушка-лаоска сказала ему что-то на их языке, они оба засмеялись. Я подумал, что мы, европейские люди в автобусе, в их понимании, не совсем нормальные. Слишком много вздыхаем под предлогом своей показной гуманности ко всему живому, фальшивой культуры и, в общем, склонны размазывать сопли по любому поводу, чтобы убедить себя, что мы соответствуем придуманному нами же благообразному представлению о себе. Спросил девушку-лаоску, что будет с убитой собакой. Труп-то с дороги надо убирать. Она весело ответила, что об этом нет нужды беспокоиться. Вопрос решится сам собой: у кого-то в деревне будет незапланированное блюдо с мясом на ужин. Они здесь простые такие люди, душевные и практичные…

Скоро я оказался на севере Таиланда. В городе Чианг Май есть монастырь Ват Рампоенг. Буддийский, разумеется. Там я провел два дня. Интересный опыт. Среди надписей на английском при входе в офис главного наставника запомнилась такая:

«Жизнь находится только в настоящем моменте».

И еще:

«Если хочешь знать, кем ты был в прежней жизни, посмотри, кто ты сейчас. Если хочешь знать, кем ты будешь в следующей жизни, посмотри, что ты делаешь сейчас».

Все правильно.

После монастыря я оказался на курортном острове Самуй…

О том, что наши выиграли у голландцев, я узнал глубокой ночью за бутылкой пива «Сингха». Мой друг Игорь-художник прислал эсэмэску. В Москве, говорит, ночь, а все стоят на ушах, ездят машины, непрерывно сигналят, менты их пытаются утихомирить, но тщетно.

Когда следующим утром я бродил по пляжу в красной футболке с надписью «Amsterdam», со мной заговорил рыжий толстяк лет сорока на вид, в очках и парашютообразных плавках.

— Не надо было вам продавать Хиддинка русским, — сказал он по-английски с сильным немецким акцентом. — Теперь проиграли. Обидно, да?

— Я русский, мой друг.

— Да?!

— А Хиддинк — наш шпион, его завербовали в КГБ, и теперь он выполняет приказ Путина. Скоро мы вас всех победим, и Путин вам запретит пить пиво без водки. Вот тогда-то и наступит коммунизм.

Немец засмеялся и предложил вместе выпить. Я поблагодарил и отказался.

Скоро встретил соотечественников. Два парня сидели на пляже и говорили по-русски. Один Серега, имя второго не запомнил. Прилетели вчера вечером из Германии. Они туда детьми были вывезены из Казахстана. Когда-то немецкое правительство забеспокоилось насчет того, что немцы перестали размножаться и Германия слишком быстро превращается в Турцию. Решили импортировать этнических немцев из бывшего СССР. Но те, хотя и немцы по крови, в душе давно русские. То есть по-русски думают, по-русски говорят, по-русски жульничают, по-русски пьют и дерутся, а на новый год собираются вместе, готовят салат оливье, напиваются и опять же начинают делать все остальное, что по-русски. Сталинград внутри Германии. В общем, вот два русских парня, с казахскими чертами лиц, пьют пиво и рассказывают о том, как праздновали победу наших («наши» для них — это Россия, а не Германия!) над Голландией.

Они живут в каком-то маленьком городке, компактно населенном русскими. Говорят, когда играли наши, немецкая полиция даже не пыталась наводить порядок, чтобы не связываться со стихией. Только окружили город — не выпускали сильно поддатых за пределы.

— Немцы нас боятся! С нами считаются. Денег, правда, не дают, как раньше, но и жить не мешают. Уважают, бля.

Они очень не любят немцев. Видимо, замечают преимущественно плохое. Много рассказывали об этом.

— А знаешь, что они со своими родителями делают? — сказал Серега. — Они их сдают в дома престарелых. Моя девушка работает в таком, рассказывала. Это концлагерь и дурдом в одном флаконе. Они там живут остаток жизни в маразме. Тот, кто нормальный, попадая туда, тоже становится маразматиком, потому что кругом одни маразматики. Гниют там заживо. За их содержание платят их дети из их же пенсии. Жрут таблетки вставными зубами. Все кругом в слюнях, соплях и говне. И все чокнутые. Резервация для стариков. Страшное зрелище. Там хорошо платят, но работа грязная и тяжело все это видеть, поэтому немцы там не работают. Только всякие турки, да русские. Моя девушка, вот, работает там…

Я не вполне доверял их взгляду на немцев, потому что раньше мне попадались совсем другие немцы. Умные, чистоплотные, жизнерадостные люди… А на следующий день я встретил немку по имени Аня…

В один из дней я ехал по острову на мотобайке. Заблудился. Заехал наугад в какой-то тихий угол, чтобы спросить направление. Заодно решил рассмотреть, что это за место. Смотрю: симпатичная молодая женщина сидит за барным столиком у берега. Худенькая, с короткой стрижкой, что-то там пишет. Остановился рядом и рассмотрел ее. Она подняла голову и улыбнулась в ответ.

— Вы здесь живете?

— Да.

— А что вы пишите?

— Кое-какие записи на память. Я недавно приехала с медитации.

— С медитации?! Как интересно. Что за медитация?

— Випассана.

— Невероятно. Я тоже только что из монастыря. Правда, моя випассана продолжалась недостаточно долго для полного просветления. Так что я просветленный не до конца. А как вас зовут?

— Аня.

— Аня? Это же русское имя!

— Оно в Германии тоже популярно.

У нее не только русское имя. Еще стройное тело и живые глаза. Симпатичная. Улыбается. Приятный голос. Легкая речь. Потом выяснилось, что она актриса, певица и профессионально танцует танго.

Мы о чем-то еще поболтали, я сказал, что вернусь, и мы попрощались.

После этого я гонял по разным местам острова, механически делая запланированные дела, а в голове крутилась она. Поймав себя на этом, подумал: «А че это я еду не к ней?» Тем не менее, день прошел, как планировалось, и закончился с бутылкой виски на пляже перед моим гестхаусом, в компании двух пьяных англичан.

На следующее утро я вышел из хижины, чтобы искупаться в море, и увидел Аню. Она стояла на расстоянии десяти метров и разговаривала с администратором.

— Ты что здесь делаешь? — спросил я, подойдя. — Я тебе не говорил, где живу.

— Я бродила по пляжу и зашла сюда. Здесь такие красивые хижины, решила спросить, сколько стоит. Аты здесь живешь?

— Я собрался купаться. Аты?

— Я тоже собиралась после прогулки.

Мы минут пятнадцать гуляли босиком по песку в сторону места, где она живет. Зашли в море, плавали рядом и обменивались бессмысленными репликами. Никого вокруг не было, не считая трех ленивых англичан, потягивающих пиво в ресторане неподалеку. Я подплыл поближе. На дне, под ногами, были острые кораллы, но стоять на них было почти не больно.