Книга Расплата - Ли Ванс

— Я вас уже не раз предупреждала, — шепчет Эмили, присаживаясь на корточки, чтобы подобрать две еще яркие, но уже оплывающие свечи с пола возле кровати. — Кислород тяжелее воздуха. Он опускается вниз. Вы же пожар устроите.

— В этом доме гореть нечему, — холодно отвечает миссис Жилина. — Арендовать его было ошибкой. Он уродлив.

— Вы уже встречались? — спрашивает Эмили, переводя взгляд с миссис Жилина на меня.

— Встречались, — говорит миссис Жилина и бросает на меня равнодушный взгляд.

Я собираюсь спросить ее, почему во время нашей последней встречи она сказала, что не знает, где находится Андрей, но понимаю, что сейчас неподходящий момент. Я пришел сюда повидаться с Андреем, а не разбираться в ее постоянной лжи.

— Пойду приготовлю чаю. — Миссис Жилина встает с кресла, опираясь на палку. — Думаю, вы вдвоем сможете составить компанию Андрею, пока я не вернусь.

— Разумеется, — говорит Эмили. — Нам с Питером еще о многом надо поговорить.

44

— Садитесь сюда, — говорит Эмили, указывая на кресло миссис Жилина. — А я придвину себе табурет.

Я обхожу кровать и падаю в освободившееся кресло, глядя на Андрея через полиэтиленовые стенки кислородной палатки. Кожа на его лице сильно натянута, щеки стали впалыми, губы потеряли цвет. Только еле заметное движение накрахмаленной простыни у него на груди говорит, что он еще жив.

— Возьмите его за руку, — предлагает Эмили. — Только не сжимайте.

Рука Андрея лежит на кровати ладонью вверх, его пальцы слегка согнуты. Я колеблюсь, боясь прикоснуться к нему.

— Ему не будет больно, — говорит Эмили. — И вы не заразитесь.

Кожа у Андрея горячая и сухая, как будто внутри него горит огонь. Я кладу два пальца на его ладонь, накрываю его руку своей и чувствую, как он в ответ слегка пожимает мне руку.

— Он в сознании? — испуганно спрашиваю я.

— Не совсем. Сознание то возвращается к нему, то снова исчезает. Я стараюсь держать его подольше без сознания, потому что ему очень больно.

— Как это ужасно. — Я с трудом сдерживаю всхлип. Я смотрю на своего друга, лежащего в постели, ничего не видящего, находящегося под воздействием лекарств, и понимаю, что он уже никогда не поправится. — Разве вы ничего не можете сделать?

— Решать не мне, — отвечает Эмили. — За него отвечает миссис Жилина. Знаете, трудно отпустить ребенка. Когда она будет готова, она мне скажет.

— Я вовсе не это имел в виду, — подавленно возражаю я, понимая, что не знаю, что же именно я имел в виду. Сидя здесь, у смертного одра Андрея, сжимая его ослабевшую горячую руку, я понимаю: единственная правда состоит в том, что скоро я потеряю еще одного из очень немногих людей, которые мне дороги.

— Я не могу сотворить чудо, — мягко оправдывается Эмили. — Все мы смертны. Я сидела у десятков таких же кроватей. Нам просто повезло, что у нас достаточно лекарств, чтобы облегчить его страдания. Такое случается не всегда.

— Когда миссис Жилина будет готова, — запинаясь, произношу я, — вы ведь…

— Разумеется, — отвечает она. — В моей области не так уж много врачей, которые ни разу не пересекали эту черту.

На Андрее больничная пижама, расстегнутая у ворота, и мне виден краешек его шрама от игры в регби — неровной линии вокруг плеча. После Школы бизнеса мы перестали играть в баскетбол, поскольку наше расписание, казалось, было слишком сложно скоординировать. Когда я оглядываюсь назад, то моя преданность «Кляйн» кажется мне пустой тратой времени. Мне следовало уделять больше внимания людям, которых я любил.

— У вас есть вопросы, — прерывает мои размышления Эмили. — Мне жаль, но Андрей не сможет ответить на них. Однако я попробую сделать это вместо него.

— Андрея искал человек по фамилии Лиман, — начинаю я, взяв себя в руки. — Вам известно, с какой целью? И на кого он работал? Думаю, он заодно с теми людьми, которые преследовали меня в Москве.

— Фамилия мне не знакома, — отвечает она. — Все, что Андрей рассказывал мне, — это то, что у него возникли проблемы, за ним начали охотиться какие-то люди и мне надо быть осторожнее с телефонными разговорами и электронной перепиской. Он сказал, что они в состоянии задействовать местную полицию и создать трудности его друзьям, но Владимир может использовать связи клиники, чтобы защитить меня, поэтому я должна разрешить Владимиру или кому-то из его ребят сопровождать меня по Москве.

Значит, Андрей до последнего доверял Владимиру. Если бы это было не так, он бы ни за что не посоветовал Эмили искать у Владимира защиты.

— Когда это было?

— В начале сентября.

— Но вы же, наверное, спрашивали Андрея, что происходит, — не отступаю я.

— Я вам уже говорила, — отвечает Эмили, заправляя пряди волос за уши. — У нас с Андреем был уговор. Существовали детали, которые мне не следовало знать, иначе я бы поставила под удар свою репутацию врача.

— Какие детали? — спрашиваю я, размышляя, не намекает ли она на кражу денег у «Терндейл», совершенную Андреем.

— Помните, я рассказывала вам о проблемах, с которыми мы столкнулись, когда обнаружили туберкулез, устойчивый ко многим лекарствам, и выяснили, что ни одна из фармацевтических компаний не желает проводить исследования из-за отсутствия платежеспособного рынка?

— Помню, — неуверенно отвечаю я, не понимая, к чему она клонит.

— Чуть больше года тому назад я разговаривала с коллегой на конференции в Вене. До него дошли слухи, что некая швейцарская компания случайно наткнулась на курс лечения, который воздействовал на бациллы совершенно с другой стороны.

Андрей ворочается в постели, его рот приоткрывается, и он бормочет несколько слов. Эмили берет его за другую руку и гладит ее. К его предплечью прикреплен пучок пластмассовых трубочек.

— Как можно случайно наткнуться на курс лечения? — не понимаю я.

— Это происходит чаще, чем вы думаете. Геномика в конце концов изменит существующее положение вещей, но на данный момент разработка медикаментов достаточно беспорядочна. Швейцарцы работали над проблемой лечения акне. Как и туберкулез, серьезные случаи акне лечат антибиотиками, и так же, как и с туберкулезом, использование антибиотиков привело к случаям привыкания к ним. Швейцарцы экспериментировали с лекарством, которое препятствовало синтезу ферментов метаболизма — в результате бациллы акне умирали от голода. В лаборатории все работало хорошо, поэтому швейцарцы стали проводить клинические испытания в России.

— Почему именно в России?

— Да ладно вам. Потенциальные покупатели товаров, связанных с акне, — родители подростков. Вы бы записали своего ребенка на медикаментозное лечение акне, если бы могли себе позволить другие варианты?

— Нет, — признаюсь я.