Книга Скиталец - Бернард Корнуэлл

«Мы далеки от наших опорных пунктов, помочь нам некому, а враги собираются со всех сторон», — написал писец под диктовку Тотсгема. Увидев старого друга, Тотсгем решил было, что люди Скита присланы в ответ на его просьбу, и не смог скрыть своего разочарования.

— Ты напишешь королю? — спросил Тотсгем Уилла.

— Том напишет за меня.

— И попроси, чтобы прислали твой отряд, — настаивал Ричард. — Мне нужно еще триста — четыреста лучников, но и твои пятьдесят или шестьдесят были бы неплохим подспорьем.

— Неужели Том Дэгворт не может тебе помочь? — спросил Скит.

— Он в таком же затруднительном положении, как и я. Земель приходится удерживать слишком много, воинов под рукой слишком мало, а о том, чтобы уступить Карлу Блуа хотя бы акр, король не хочет и слышать.

— Тогда почему же он сам не присылает подкрепление? — поинтересовался мессир Гийом.

— Потому что у него тоже нет лишних солдат, — пояснил Тотсгем, — что не мешает нам обращаться к нему с просьбой.

Ричард привел их в свой дом, где в большом очаге пылал огонь. Слуги принесли гостям кувшины с подогретым вином и блюда с хлебом и холодной свининой. В колыбели рядом с огнем лежал младенец, и Тотсгем, покраснев, признался, что это его ребенок.

— Недавно женился, — сказал он Скиту и велел служанке унести младенца, пока тот не начал плакать.

Хозяин вздрогнул, когда Скит снял шляпу и обнажил ужасающего вида шрам, но потом настоял на том, чтобы ему рассказали историю Уилла, а выслушав ее, сердечно поблагодарил мессира Гийома за помощь, оказанную французом его другу. Томас и Робби встретили более прохладный прием — Дуглас был шотландцем, а Хуктона Тотсгем помнил по прошлому году.

— От тебя было много беспокойства, — без обиняков заявил ему Ричард, — от тебя и графини д'Арморика.

— Она здесь? — спросил Томас.

— Она вернулась, да, — осторожно ответил Тотсгем.

— Мы можем остановиться у нее в доме, Уилл, — сказал Томас.

— Ничего не выйдет, — твердо возразил Тотсгем. — Графиня лишилась своего дома. Его продали за долги, и хотя она до сих пор возмущается по этому поводу, все было сделано как положено, по чести и по закону. Дом достался стряпчему, который приобрел все ее долговые обязательства, и я не хочу, чтобы его беспокоили. Так что вы, ребята, можете найти себе пристанище в «Двух лисах».

— А вас я жду на ужин. — Это приглашение было обращено к Уиллу Скиту и мессиру Гийому; оно явно не распространялось на Томаса и Робби.

Томас не обиделся. Они с Дугласом действительно нашли себе комнату в таверне под названием «Две лисы», после чего шотландец решил попробовать, каков на вкус бретонский эль, а лучник тем временем отправился в церковь Святого Ренана. Церквушка эта была хоть и одной из самых маленьких в Ла-Рош-Дерьене, но одновременно и одной из самых богатых, потому что покойный отец Жанетты в свое время преподносил ей щедрые дары. Он выстроил колокольню и заплатил за прекрасную роспись на стенах, хотя к тому времени, когда Томас дошел до церкви Святого Ренана, было уже слишком темно, чтобы увидеть, как Спаситель ступает по водам Галилейского моря или как души грешников, кувыркаясь, низвергаются в геенну огненную. Единственный свет в церкви исходил от нескольких свечей, горевших над алтарем, где в серебряной дарохранительнице хранился язык святого Ренана, но Томас знал, что там, под алтарем, есть еще одно сокровище — нечто почти такое же ценное, как и эта реликвия. Именно с этим сокровищем он и хотел свериться, ибо то была книга — дар отца Жанетты. Удивительным было даже не то, что она пережила штурм и разграбление города (в конце концов, книги — не та добыча, за которой солдатня охотится в первую очередь), но то, что в маленькой церквушке захолустного бретонского городка вообще имелась хоть какая-то книга. Таким образом, старинная Библия и вправду могла считаться подлинным сокровищем церкви Святого Ренана. Большей части Нового Завета недоставало, очевидно потому, что некоторые солдаты повырывали страницы для использования в отхожих местах, но Ветхий Завет сохранился полностью. Огибая одетых в черное молящихся старух, Томас протолкался к алтарю, нашел под ним книгу, сдул с нее пыль и паутину и положил Библию наверху, рядом со свечами. Одна из старух зашикала на него, но юноша не обратил на нее внимания.

Он листал жесткие, негнущиеся страницы, порой останавливаясь, чтобы полюбоваться витиевато выписанной цветной заглавной буквой. Библия имелась в дорчестерской церкви Святого Петра, была она и у его отца, а в Оксфорде Томас видел их добрую дюжину, но вообще-то они были редкостью. Да и неудивительно: он всегда дивился тому, сколько времени, труда и старания необходимо, чтобы переписать от корки до корки такую толстенную книгу.

Другие старухи принялись сетовать на то, что он оттеснил их от алтаря, и Томас, чтобы успокоить их, спустился на несколько ступеней и сел, скрестив ноги, с тяжелой книгой на коленях. Правда, теперь он оказался слишком далеко от света, так что разбирать строки было не так-то просто. Витиеватые, изысканно выписанные заглавные буквы наводили на мысль о руке умелого мастера-переписчика, но значительная часть книги переписывалась, видимо, его подручными с куда меньшим старанием. Затрудняло задачу еще и то, что Томас не знал, в каком месте этой огромной книги находится то, что ему нужно. Он начал с конца Ветхого Завета, но ничего не нашел и пролистал книгу обратно. Огромные страницы шелестели, когда он их переворачивал. Томас знал, что искать надо не в Псалтири, и этот раздел пролистал быстро, но потом снова стал аккуратно переворачивать страницу за страницей, всматриваясь в неразборчивые строки, пока наконец в глаза ему не бросилась фраза, содержавшая уже знакомые имена: «Neemias Athersatha filius Achelai»[18].

Он прочел весь отрывок, не найдя искомого, перелистал книгу снова, уже сознавая, что близок к цели, и наконец увидел то, что искал.

«Ego enim eram pincerna regis».

Он уставился на эту фразу, потом прочел ее вслух:

— «Ego enim eram pincerna regis»[19].

Мордехай думал, что книга отца Ральфа была обращенной к Богу мольбой об обретении истинного Грааля, но Томас считал иначе. Его отец не хотел быть хранителем чаши. Нет, его записки были своего рода исповедью и одновременно способом скрыть истину. Отец оставил сыну след, по которому тот мог пройти. Проследить путь от Ахалиина к тиршафу и понять, что правитель был также и хранителем чаши: «ego enim eram pincerna regis». Был? Значило ли это, что его отец утратил Грааль? Скорее всего, он понимал, что Томас прочтет эту книгу только после его смерти. В одном Хуктон больше не сомневался: эти слова подтверждали, что Грааль действительно существует, а его отец, вопреки своему желанию, был хранителем этой святыни.

«Я был хранителем чаши царя; да минует меня чаша сия; золотая чаша, напоившая допьяна…»