Книга 47 ронинов - Джоан Виндж

Кай обнажил меч.

Вскоре актеры рядком сидели в долине, где самураи оставили своих лошадей и поклажу. Лицедеи с тревожным изумлением разглядывали странных «бандитов», которые угощали их чаем, рисовыми лепешками, копченой рыбой и дичью, выказывая своим пленникам чрезвычайное почтение.

Наконец Каватакэ, расхрабрившись от еды и уважительного обращения, решился заговорить.

Ронины, изо всех сил сохраняя невозмутимый вид, слушали, как актер распекает и поносит своих похитителей.

– Вы за это ответите! – бушевал Каватакэ.

Воины понимающе переглянулись, скрывая улыбки.

– Мы не какая-то захолустная труппа! – не унимался актер. – Нас сам господин Кира пригласил дать представление в день своей свадьбы. С его личного позволения мы…

– Можете не продолжать, – остановил его Оиси. – Мы видели ваше выступление в замке Ако.

Каватакэ ошарашенно умолк и уставился на Оиси.

– Вы – вассалы князя Асано, – произнес актер, привыкший различать истинные лица сквозь маски и сценический грим. Он недоумевающе нахмурился и наконец сообразил, что стоящие перед ним оборванцы – верные самураи Асано, еще год назад щеголявшие в роскошных одеяниях и сверкающих доспехах.

Каватакэ, хорошо знакомый как с причудами судьбы, так и с лабиринтами власти, смотрел на воинов с пониманием и сочувствием.

– Нам нужна ваша помощь, – сказал Оиси.

Солнце клонилось к закату. День прошел в ожесточенных спорах и напряженном обсуждении планов. К вечеру усталые собеседники пришли к окончательному соглашению, обнаружив, что речь идет об истинных духовных ценностях, одинаково важных и для воинов, и для бродячих актеров.

В наступивших сумерках лицедеи затаив дыхание следили за древним ритуалом самураев, напоминавшим сцену из спектакля театра но. Однако церемония эта зародилась тысячи лет назад, на пять веков раньше традиции но.

Коленопреклоненные ронины замерли перед Оиси, который опустился на колени у низенького столика, где лежали шлем господина Асано, кинжал-танто – орудие самоубийства – и свиток рисовой бумаги, содержащий изложение намерений вассалов отомстить за несправедливую гибель своего повелителя. На свитке стояла подпись Оиси, сделанная кровью самурая.

Кай стоял на коленях в стороне, склонив голову. Он не мог принять участия в церемонии, но не мог и воспринимать себя отдельно от ронинов, хотя по закону не принадлежал к сословию самураев и не имел права приносить клятву на крови. Ронины низко склонили головы из уважения к мужеству погибшего господина и своих соратников.

– Никому не известно, сколько суждено жить каждому из нас, – произнес Оиси. – Никто не знает, когда настанет его время умирать. И все-таки когда закончатся наши краткие жизни, потомки с гордостью будут произносить наши имена.

Гордость, воспитанная поколениями самураев, сверкала в глазах ронинов. Этого наследия воинов не способны были лишить ни законы бакуфу, ни личное распоряжение сёгуна – владыки всех господ. Законы составляли чиновники, но чиновники – не боги. Даже сёгун был простым смертным. Понятие «закон» и «справедливость» не являлись равнозначными.

Коленопреклоненные ронины не были богами, однако мир, о котором объявил сёгунат Токугавы, не был истинным мирным существованием. В глубокой древности, еще до появления сёгунов, предки самураев выработали свод правил поведения, и соблюдение этих правил отличало праведного воина от бойца, утратившего человечность.

Путь воина – бусидо – включал в себя семь требований, которым строго подчинялась жизнь самурая: справедливость, смелость, сочувствие, уважение, честность, верность и достоинство. Этот неписаный свод правил не изменялся веками, но лишь немногие истинные самураи доказали, что способны с честью исполнять его.

– Безнаказанное преступление нарушает порядок в мире. Боги презирают неотмщенное зло. Чтобы отомстить за совершенную несправедливость, мы должны умереть. Я прошу вас сделать выбор, – сказал Оиси, указывая на свиток.

Время застыло, будто коршун, парящий высоко над землей. Ронины с невозмутимой серьезностью внимали словам Оиси. Отмщение восстановит честь и достоинство господина Асано… и вернет Мике принадлежащее ей по праву, если законы бакуфу справедливы.

Однако акт возмездия ронинов шел вразрез с повелением сёгуна. Воины обязаны уважать не только высшую справедливость, но и законы, установленные верховным владыкой, иначе порядок в мире не восстановится. Смерть одного самурая или сотни – ничто в сравнении с великим круговоротом жизни.

Но каждый из воинов должен решить для себя, выбирает он жизнь или смерть.

Хорибэ подошел к столику, опустился на колени перед шлемом господина Асано и, почтительно склонив голову, уколол острием танто палец и поставил кровавую подпись на свитке. Примеру старого самурая последовали Хара и остальные самураи, принося последнюю клятву в верности своему господину.

Оиси вздрогнул, увидев, как Тикара берет танто князя Асано, и протянул руку, пытаясь остановить сына. На лице его читалось страдание.

– Отец не должен пережить сына, – сказал самурай.

– Вы мне не отец, господин, – ответил Тикара. – Вы – мой повелитель. Отец не должен встретить смерть прежде, чем его сын станет мужчиной.

Внезапно Оиси испытал сакабуку – ошеломительное просветление, открывшееся ему в словах сына. В самурае боролись противоречивые чувства – восхищение и неприятие. Наконец он согласно кивнул, выпустил руку Тикары и позволил ему поставить свою подпись на свитке.

Ясуно приблизился к столику. Хорибэ пересчитал ронинов, ждущих своей очереди принести клятву, и произнес:

– Нас сорок шесть.

– Нет, – возразил Ясуно, подписал свиток и взглянул на Кая. – Полукровка?

Кай напрягся от унижения и сжал кулаки, борясь с охватившим его негодованием. Он зло посмотрел на Ясуно, не понимая, что имеет в виду ронин.

– Прости меня за то, что не поблагодарил тебя раньше, – невозмутимо продолжил Ясуно, отвесив глубокий поклон Каю. – Ты одолел демонов и спас мне жизнь. Настоящий самурай всегда признает чужие победы.

Ронины ошеломленно посмотрели на Ясуно. Воцарилось красноречивое молчание.

Кай растерянно замер, подхваченный водоворотом смятения.

Ясуно вытащил из-за пояса короткий меч вакидзаси и протянул его Каю.

– Это клинок Басё, – сказал ронин.

Кай недоуменно посмотрел на него и покачал головой.

– У самурая два меча, – тихо напомнил Ясуно.

В его голосе прозвучало страдание человека, который потерял своего лучшего друга, но осознал, что погибший не покинул его. Ясуно нашел в себе силы признать свою уязвимость.

Дрожащими руками Кай принял протянутый меч, поднял голову и посмотрел на собравшихся. Во взглядах ронинов светились доверие и уважение. Бойцы приняли в свои ряды нового соратника.