Книга Артузов - Теодор Гладков

«И дальше действуйте по известному вам плану», – ответил Артузов.

Энгельгардт не смог пересилить и убедить себя принять предложение Федичкина. У него не хватило мужества решиться на такой поступок. Впрочем, не случайно Артузов да и сам Федичкин предусматривали второй вариант в развитии операции…

Энгельгардт в этот же день, едва пришел в себя, прибежал к Карлу и, ничего не скрывая, рассказал о встрече с разведчиком из Москвы.

– Что же вы решили предпринять? – спросил его Карл.

– Я напишу письмо генералу фон Лампе и предложу устроить чекистам «Антитрест»!

Карл нахмурился и сердито сказал:

– Мне не нужен сотрудник, принимающий в своем доме чекиста из ОГПУ. Даже с согласия вашего начальства. Я предупреждал, что ваши игры с большевиками меня не касаются. А эта игра может завести слишком далеко. У меня нет ни малейшего желания быть скомпрометированным с вашей помощью. Очень сожалею, полковник, но вынужден прервать с вами какие–либо отношения.

Вечером Федичкин встретился с Карлом, и они обсудили создавшееся положение. Позиция Энгельгардта однозначна. Карл обрезал связь с ним с учетом ситуации как нельзя кстати.

Тем не менее идти к Энгельгардту за ответом надо: неявку чекиста ровсовец может каким–либо образом связать со своим признанием Карлу. Через две недели Федичкин был у полковника. Тот говорил уклончиво: дескать, еще не принял никакого решения. Федичкин еще раз сформулировал свое требование:

– Мы не настаиваем на вашем переходе на платформу большевиков, но категорически требуем прекратить враждебную деятельность против СССР. Учтите, мы имеем возможность наблюдать за вами…

– Я еще раз все взвешу, – ответил Энгельгардт. – Как мне связаться с вами?

Федичкин дал ему один адрес в Ленинграде. Как же развивались события дальше? Карл по–прежнему решительно уклонялся от дальнейших контактов с Энгельгардтом, поскольку тот нарушил условие договора: «смешал» работу против большевиков со службой на «немецкую разведку». Федичкину предстояло теперь набраться терпения, ждать и выяснять, какой ответ последует на предложение Энгель–гардта руководству РОВС осуществить «Антитрест».

Генерал–лейтенант Евгений Миллер, тот самый Миллер, что верой и правдой служил англичанам в период оккупации ими Архангельска, сменивший в РОВС Кутепова, предложение полковника расценил как новую мистификацию ОГПУ, а самого Энгельгардта назвал «большевистским агентом», с которым никаких дел больше иметь нельзя.

Полковник заметался, воображение рисовало ему опасность с трех сторон: ОГПУ, РОВС и немецкой разведки. Реально, конечно, какие–то меры по отношению к нему могли предпринять только белогвардейцы. Несколько раз он порывался переговорить с Карлом, убедить его в своей лояльности.

Спустя некоторое время с санкции Артузова Федичкин сообщил Карлу, что тот может «простить» Энгельгардта и вновь вернуть к работе на «немецкую разведку», но при твердом условии: в случае отсутствия каких–либо дел с любой другой спецслужбой. С этого момента враждебная по отношению к СССР деятельность полковника была фактически парализована.

…На одной из встреч с молодыми разведчиками Дмитрия Георгиевича Федичкина спросили, считает ли он себя учеником А. Х. Артузова. Ветеран ответил:

– Ученики у Артузова рождались уже из самого факта общения с ним. Это был исключительно талантливый руководитель–чекист, душевный человек и принципиальный партийный боец. Он решал крупномасштабные задачи обеспечения государственной безопасности нашей Родины, и влияние его личности благотворно сказывалось на его сотрудниках и помощниках. Каждый, кто попадал в орбиту общения с ним, заражался, воодушевлялся его энергией, честностью, принципиальностью. Что же касается чисто профессионального общения, то оно было школой высшего чекистского мастерства…

НА «ПЕРЕЛОМЕ»

В отведенном ему новом кабинете второго помощника начальника СОУ Артузов чувствовал себя после напряженной, до поздней ночи, ежедневной работы в КРО словно в тихой заводи. Строгого разграничения обязанностей между первым и вторым помощниками не было. Основное заключалось в том, что в отсутствие Ягоды, когда тот находился в отпуске или в командировке, его обязанности исполнял Дерибас. Терентий Дмитриевич оставался одновременно по–прежнему и начальником Секретного отдела, где и проводил большую часть рабочего времени, оставляя основные заботы по СОУ на Артузова.

Ян Каликстович Ольский (Куликовский) вошел в дела КРО легко и быстро, так как и раньше был тесно связан с контрразведкой по ряду серьезных операций. Поскольку запрета вникать в дела своего бывшего отдела на Артузова наложено не было, он общался с Ольским практически каждодневно, всячески помогал ему, никак не задевая, однако, его самолюбия.

Ольский и сам был крупным профессионалом, руководил отделом уверенно, с сотрудниками, которых знал уже не один год, деловой контакт установил без каких–либо конфликтов. Он всегда относился к Артузову с должным уважением, прекрасно понимал, что произошло с Опперпутом, и не стеснялся обсуждать с Артузовым, как со старым товарищем, возникающие проблемы.

Один из двух секретарей СОУ – давний знакомый и, можно сказать, крестник Артузова – Сосновский часто выезжал в командировки. Разъездная работа вполне соответствовала его интересам и темпераменту. Со вторым секретарем – Павлом Булановым, личностью достаточно скользкой, Артузов держался сугубо официально. В ОГПУ все знали, что Буланов – человек Ягоды, потому старались иметь с ним дело только при крайней необходимости и лишнего в его присутствии не допускали. Зато с единственным оперуполномоченным Борисом Гудзем отношения были прекрасные. Артузов мог на него положиться решительно во всем.

Впоследствии Буланов стал первым секретарем коллегии ОГПУ, секретарем НКВД СССР и по совместительству ответственным секретарем Особого совещания НКВД СССР. Не совершив ничего путного на оперативной работе, он тем не менее благодаря близости к Ягоде получил два знака Почетного сотрудника и… орден Ленина! Правда, высшую правительственную награду страны он поносит на гимнастерке всего лишь пять месяцев. После чего будет арестован, усажен на одну с Ягодой скамью подсудимых и расстрелян в один день со своим бывшим шефом – 13 марта 1938 года…

Спустя некоторое время Артузов все же нашел в своем двусмысленном положении и определенные преимущества. Так, он смог получить более полное, нежели ранее, представление о работе центрального аппарата ОГПУ в целом, особенно тех отделов, которые входили в СОУ. Не чужды были ему и заботы самостоятельного Иностранного отдела, поскольку почти все масштабные операции КРО, вроде «Треста», контрразведчики проводили в тесном взаимодействии с разведчиками и агентурой Трилиссера.

С Михаилом Абрамовичем отношения у Артузова с самого начала сложились вполне товарищеские, несмотря на значительную разницу в возрасте. Трилиссер был членом ВКП(б) с 1901 года! Большего партстажа в ОГПУ не было ни у кого. Даже сам Менжинский вступил в партию годом позже. Худощавый, хрупкого сложения, в круглых очках в простой железной оправе, Трилиссер более всего походил на типичного чеховского интеллигента начала века. Однако за скромной внешностью скрывался опытный профессиональный революционер.