Книга Закон меча - Валерий Большаков

– Стой! – сказал Хилвуд. – Чуток влево! Во! Крутим, живо!

Четыре пары дюжих варягов вставили рычаги и пошли скручивать пучки воловьих жил. Хилвуд с кряхтящим Агилом оттягивал толкатель.

– Полста раз крутнули! – доложил краснощекий варяг.

– Порядок! – потер ладони Хилвуд.

– Заряжай!

Олег вдвоем с Пончиком сноровисто уложили в желоб метателя толстое мореное бревно, окованное железом с острого конца, – запросто пробивает четыре частокола подряд!

– По воро-отам… Пуск!

Хилвуд дернул за шнур, задвижка выскочила, и баллиста подпрыгнула.

Снаряд с коротким грохотом продырявил ворота насквозь.

– Отпускай! – махнул Хилвуд мордатым йомсвикинтам, суетившимся вокруг онагра.

Шатун орудия с треском ударил по раме, выпуская из пращи тяжелый жернов. Вихляясь, он просвистел по навесной траектории и ударил ребром, сгибая бронзовый навес. Посыпалась пыль, по углу башни черной молнией пробежала трещина.

– Заряжа-ай! Отпускай!

С промежутком в удар сердца по створке ворот долбанула пара двухпудовых ядер, выворачивая камни и в щепу кроша лесины.

– Отпускай!

Не выдержала левая створка ворот и повисла, держась на честном слове. Еще один жернов, вращаясь, как подкинутая монетка, ударил в нее гигантским сюрикеном. С громом и треском, развалясь надвое, створка полетела в проем.

В клубах пыли метались викинги, бестолково громоздя баррикаду. Третьим залпом оставшуюся створку измолотило на брусья и внесло их под арку ворот. Тяжелыми шарами катнулись ядра, пропахивая в стенах изрядные канавы, мочаля дерево и сметая стражу.

– К атаке! Готовсь!

На берег выбежал Рюрик:

– На приступ!

Олег крепче взялся за щит и меч. В душе у него двоилось. «Что, погано тебе, Вещий? Тошно, да? Страшно? А ты плюнь! И не позорься. Или ты уже забыл Алка, Фарлофа, Витула, что полегли в Бирке? А ты погляди на Палутиса! Вот кто не забыл! Вот кому покоя не дает кровь не отомщенная! Бери пример, Вещий…»

– Слушай меня! – заревел Хилвуд. – На врага! Бегом марш!

Он первым ринулся в разнесенные ворота.

– Стрелкам прикрывать!

Загудели стрелы, вычищая бойницы башен и просветы меж зубцов над воротами. Олег держал щит на манер зонтика: душ из кипящей смолы – удовольствие ниже среднего. Он бежал в четвертой линии, его заботой было – подчищать и добивать. В первой линии шли самые умелые и опытные.

Викинги сгрудились в глубине арки, перегородив проход. Лиц было не разобрать – на светлом фоне проема фигуры воинов смотрелись черными силуэтами. Воняло навозом и мочой.

– Сулицы к броску! – скомандовал Хилвуд. – Целься! Замах! Раз! Два!

Тесно было полусотне под аркой, но на войне и хуже бывает. Мускулистые руки варягов и йомсвикингов отвели дротики-сулицы и послали во врага, выбивая передний ряд защитников Упсалы.

– Строимся клином! Мечи из ножен!

Страшный северный клин-фюлькинг! Широкие плечи, бугрящиеся силой, обтянутые кольчугами, смыкаются в одушевленный железный колун и врезаются во вражье войско, ломая его строй, разрубая надвое, разя мечами и секирами направо и налево, без промаха и без пощады! Скоро и он выберется в первую линию… Эх, где бы сыскать такие упражнения, чтобы беспощадность тренировать и жестокость воспитывать?

Олег припомнил, как он рубил голову курице на даче: просто брал в руку топор и заставлял себя ничего не чувствовать, только замахиваться и сечь… Не выработал он еще привычку к убийству, не заветрился, покрываясь сухой корочкой.

– Мечи к бою! – рявкнул Хилвуд. – Вперед!

Олег зашагал, топча осколки камней и щепки. Он держал в поле зрения весь плотный строй хускарлов на правом фланге, но всматривался лишь в двоих, крепкими короткими ногами упиравшихся в пыль на линии атаки. Эти падут первыми. От его руки.

Катана перешибла древко копья, нацеленного Олегу в грудь, и чиркнула свея по горлу. Лицо, сплошь заросшее рыжим волосом, закинулось кверху.

Удар фальшиона справа Олег погасил обратным движением меча и подрубил открывшуюся шею. Сунувшуюся морду с клочкастой бородой Олег треснул щитом, еще одного защитника Упсалы достал ногой. Он не геройствовал. На нем была тяжелая и грязная работа, и Олег ее добросовестно выполнял. Вязла в ушах атональная какофония боя – скрежет, лязг, звон сцепившихся клинков, грохот щитов, отбивающих мечи, тупой хряск разрубаемых костей, треск ломающихся оскопищ и топорищ, крик, хрип, брань, вой…

Клин рассек ряды свеев, отбросил неприятеля к стенам и перебил.

– Сомкнуть щиты! Копья наперевес!

Загремели щиты, сбиваясь в крепкий тын, ощетинившийся иглами копий.

– Закрепляемся! Удерживаем ворота! Стрелкам – приготовиться!

Подвижной крепостцой выступил из-под арки варяжский клин, попадая в начало улицы, немощеной и очень грязной. Бревенчатые дома перемежались с глинобитными мазанками и редкими зданиями из плоских камней. Все окошки были задернуты промасленным полотном, из отверстий в тростниковых крышах шли сизые дымки, и два запаха попеременно перебивали друг друга – горящего торфа и конского навоза.

В перспективе поднимались стены «дома крови» – храма Тора, попиравшего землю рядом с громадным дубом. Свеи атаковали сразу с трех сторон – пешие и конные. В момент они запрудили улицу.

– К мечу! – заорал Хилвуд. – Тесней строй! Щиты сбей! Первый и второй десяток – по улице! Третий и четвертый – кругом! Крайние – полуоборот!

«Клин» моментом перестроился в «город», в плотное каре, отовсюду ждущее удара и готовое его отразить. Олег с Пончиком очутились внутри живых стен «города». Сухов покосился на лекаря, воинственно задиравшего подобранный топор, но ничего не сказал.

– Тесней! Тесней строй! Жми щит!

Викинги обтекали «город» скобкой, потрясая копьями и круглыми щитами, размалеванными ярко и неумело, – грифоны, драконы, львы… Нестройно ревя, викинги бросились на варягов.

– Луки к бою!

По команде Хилвуда первый ряд раздвинулся, и в прогалы шагнули стрельцы. Низко запели тетивы. Свеи дружно прикрылись щитами – будто не ведали они убойной силы варяжских стрел! Граненые наконечники протыкали насквозь и грифонов, и драконов со львами, прокусывали кольчуги и гвоздили, гвоздили неприятеля, отбрасывая никнущие тела.

– Тесней! Не разрывай! Сомкни!

С жестяным грохотом столкнулись щиты и копья. К множественному треску и реву прибавились противный хруст и лязг.

– «Стеной» стройся! – приказал Хилвуд. – Чистим улицу!

Олег врубался в строй хускарлов, как ямайский негр – в сахарный тростник. Только и разницы, что не мачете сек, а меч, и был сей тростник разумным… Не думать! Не думать! Или нет, – думай. Но правильно! Вбей себе в башку, что мораль к войне не приложима, и не мучайся. Любая война, как ее ни назови: священной, справедливой, освободительной, – вне морали… Куда прешься, зараза?! Н-на! Судить надо не процесс, а условия, необходимые и достаточные. Зарубить безоружного, прирезать ребенка или женщину – вот это безнравственно! А снести голову с плеч хлопцу с поганым взглядом, длинному, унылому и гнутому – этому вот, что слева, или во-он тому малому, с лягушачьими глазами и жвачным рылом, – никакое не убийство вовсе, а одержание победы…. Прав тот, кто жив!