Книга Отверженная невеста - Анатолий Ковалев

Не успела Елена поблагодарить Николая Павловича, как в комнату вернулись императрица и Майтрейи, уже одетые к балу. Для себя государыня выбрала атласное платье светло-стального цвета, почти без отделки. Ее скромное декольте было украшено одной лишь нитью жемчуга, зато чрезвычайно крупного, поистине не имеющего цены. Александра Федоровна надевала этот подарок мужа почти всегда в торжественных случаях. Майтрейи была наряжена стараниями своей покровительницы куда затейливее и богаче. Ее кремовый шелковый наряд сплошь покрывали кружева. Тонкая талия, на этот раз стиснутая корсетом, была подчеркнута золотым пояском. Браслеты на руках уцелели, так же как и золотые туфельки, осталась неизменной и прическа: черные волосы разделял прямой пробор, увенчанный тяжелым узлом на затылке. И удивительно — сейчас, когда Майтрейи оделась по европейской моде, ее красота показалась еще более экзотичной.

Николай шутливо и вместе с тем восхищенно воскликнул:

— Однако, мадемуазель, вашему будущему супругу несказанно повезет! Вам к лицу решительно все, ему не придется слишком тратиться на туалеты!

— Полно, дорогой, ты снова смутишь нашу гостью, — ласково упрекнула его императрица. — Милое дитя только-только освоилось… Ступайте же в зал, мы будем следом.

И, благосклонно кивнув, дала понять, что личная аудиенция окончена.

Бенкендорф, сделавшийся вдруг необычайно любезным, предложил виконтессе проводить ее с Майтрейи в зал. По дороге он признался Елене:

— А ведь я вас вспомнил только сейчас, когда вы упомянули графиню Софи де Сегюр. Мы встречались с вами в тринадцатом году, в доме губернатора Ростопчина. Я тогда посоветовал вам искать заступничества у императрицы Марии Федоровны. Почему вы мне сразу не напомнили?

— Я предпочитаю забывать прошлое, — с невеселой улыбкой ответила она. — Говорят, это лучший рецепт от увядания!

Елена шутила, но ее глаза не смеялись. Бенкендорф тотчас уловил настроение женщины и серьезно спросил:

— Чем же закончилась ваша сложная история с вероломным дядюшкой?

— Увы, конец есть не у всех историй. — Шефа жандармов одарили очередной холодной улыбкой. — Дядюшка жив, здоров и процветает…

— Напомните-ка мне, кто он таков?

— Князь Белозерский Илья Романович.

— Вот как? — удивился Александр Христофорович. — Довольно интересная личность этот ваш дядюшка. Недавно он фигурировал у меня в одном весьма запутанном деле. Обещаю, в скором времени я до него доберусь. И кто знает, возможно, судьба отомстит ему за вас…

С этими словами он галантно раскланялся и, оставив дам, исчез в толпе гостей.

«Судьба в мундире жандарма! — с досадой воскликнула про себя Елена. — Семнадцать лет князь Белозерский жил всеми уважаем, никем не осужден, пользовался ворованным состоянием, и вдруг — на тебе, разом все прозрели и восстали на него! Сначала Глеб, теперь Бенкендорф… Прямо открыли сезон охоты на дядюшку!»

— Чудесный сегодня день! — Голос Майтрейи прервал ее смятенные мысли. — Императрица — само очарование! Ее нельзя не полюбить, ведь правда, Элен? — И, не дождавшись ответа старшей подруги, девушка восторженно воскликнула: — Посмотри, как здесь красиво!

И впрямь, зала, украшенная для бала и наводненная блестящей толпой гостей, заслуживала более благодарного внимания, чем мимолетное, которое ей нехотя уделила Елена. В убранстве главенствовали живые цветы. Преобладали розы всех сортов и оттенков, разливающие в воздухе тягучие волны приторно-мускусного аромата. Розы красовались во всех жардиньерках, в огромных напольных вазах, гирляндами свешивались со стен и люстр. Их запах, усиленный влажной духотой летней ночи, порой становился таким сильным, что лицо той или иной дамы вдруг бледнело, а глаза туманились, будто в приступе страстного желания. Туалеты дам были самые роскошные. В расцветках не стеснялись — все, что могли предоставить сокровища восточных колоний, выдумки западных волшебников от моды, которая в этом сезоне предпочитала яркие краски, — все присутствовало в этом зале, ослепляя и поражая неподготовленного наблюдателя. Майтрейи была сбита с толку, очарована, взбудоражена чуть не до истерики. Она не могла взять в толк, как ее спутница может оставаться такой холодной.

— Что и говорить, дорогая моя, — откликнулась наконец виконтесса, — государь и государыня отнеслись к тебе удивительно сердечно. И тебя ждет сегодня огромный успех…

— Жаль, что Лучинка не увидит здешней красоты, — с детской непосредственностью вспомнила о своей змейке принцесса.

— Дитя! — ласково улыбнулась виконтесса. — Ты всегда готова делить свои радости с теми, кого любишь… Но представь, что творилось бы в этом роскошном собрании, если бы ты принесла сюда Лучинку! Боюсь, танцевать нам пришлось бы одним, без оркестра и кавалеров! — И вдруг посерьезнев, Елена проникновенно договорила: — Я сама сегодня счастлива оттого, что твой первый бал состоится в этом зале, похожем на розовый сад, в таком блестящем окружении. Я давно отвыкла мечтать, но нынешний вечер и впрямь похож на мечту…

— Да, на мою мечту! — восторженно подхватила девушка. — Я мечтала, чтобы мой первый бал состоялся именно в России. Как у тебя, Элен…

Содрогнувшись, Елена тотчас вспомнила свой первый бал. Черная зима тринадцатого года в провинциальной, замшелой Коломне. Не о танцах, не о кавалерах мечтала она тогда — о тройке лошадей, чтобы поскорее доехать до сгоревшей Москвы. Каким кошмаром обернулся ее дебют! С тех пор она возненавидела балы, хоть и любила танцевать. Виконтессе пришла мысль, поразившая ее. На Майтрейи, нынешней дебютантке, как и на самой Елене некогда, было случайное платье из чужого гардероба. Но это, роскошное, было выбрано заботливой и тактичной Александрой Федоровной, а то, траурное, — женой костромского городничего. Как глумилась городничиха над осиротевшей девушкой, сколько подлого удовольствия получила она, сообщая своим «фрейлинам», что на дебютантке платье из ее собственного гардероба! Елена передернула обнаженными плечами, словно пытаясь стряхнуть с них груз оскорбительных воспоминаний.

Повинуясь невидимо поданному знаку, оркестр внезапно заиграл полонез, «рыцарский танец», которым открывались русские дворцовые балы со времен Павла Первого. Елена увидела в центре зала императора и императрицу. Разговоры мгновенно стихли, все взоры обратились к венценосной паре. Николай Павлович в строгом военном мундире, высокий, стройный, был живым олицетворением рыцарской доблести. Его манера держаться завораживала зрителей, покоряла, оказывала воздействие поистине гипнотическое. Каждым движением он непреклонно обозначал огромную дистанцию между собою и всеми присутствующими, утверждая свою сверхчеловеческую, монаршую природу. Это был полонез-манифест. Александра Федоровна, по-девичьи тонкая, грациозная, словно спорхнувшая с пьедестала античная богиня, двигалась рядом с мужем легко и плавно, как луч солнца, скользящий по мрамору. Движения императрицы были настолько красивы и вместе с тем лаконичны, что все попытки придворных дам перенять ее манеру танца так и остались безуспешными. «Легко скопировать трюк, прием, но невозможно — движение ангельской души!» — поэтично выразился Николай Павлович, узнав об этом. В Европе утверждали, что полонез в исполнении русского царя и царицы — зрелище незабываемое, ради которого стоит специально съездить в Петербург. Теперь и Елена могла подтвердить, что слухи эти верны.