Книга Джузеппе Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не вовремя начинается мой процесс, как я вижу, – со вздохом заметила графиня – Адвокаты ссорятся с судьями, судьи – с клиентами. А, все едино! Я готова бороться до конца.
– Бог в помощь, ваше сиятельство, – проговорил адвокат, перекинув полы шлафрока через левую руку, словно это была тога римского сенатора.
«Ну что это за адвокат!.. – подумала графиня де Беарн. – Боюсь, что он будет иметь еще меньший успех перед Парламентом, чем я – перед своей подушкой».
Постаравшись замаскировать улыбкой свое беспокойство, она сказала:
– Прощайте, господин Флажо! Прошу вас изучить дело. Кто знает, какие неожиданности могут нас поджидать!
– Ваше сиятельство! – сказал Флажо. – Меня смущает не моя речь – она будет великолепна, тем более что я собираюсь воспользоваться ею, чтобы провести потрясающие аналогии…
– Между чем, сударь?
– Я собираюсь сравнить коррупцию в Иерусалиме с проклятыми городами, на которые я призову огнь небесный Вы понимаете, ваше сиятельство, что ни у кого не останется сомнений в том, что Иерусалим – это Версаль – Господин Флажо, – вскричала старая графиня, – вы же себя скомпрометируете – вернее, не себя, а мое дело!
– Ах, сударыня, его и так можно считать проигранным, раз его будет слушать господин де Монеу! И речи быть не может о том, чтобы выиграть его в глазах современников. А раз нам не добиться справедливости, давайте устроим скандал!
– Господин Флажо…
– Ваше сиятельство! Давайте смотреть философски. Мы поднимем такой шум! – Черт бы тебя побрал! – проворчала про себя графиня – Жалкий адвокатишка, только ищешь сличая завернуться в свои лохмотья и пофилософствовать! Пойду-ка я к господину де Монеу – уж он-то, поди, далек от философии! С ним-то я скорее сговорюсь, чем с тобой!
Старая графиня оставила Флажо на улице Пти-Лион-Сен-Совер. В эти два дня ей довелось испытать после взлета пленительных надежд всю горечь разочарования и боль падения.
Старая графиня тряслась от страха, отправляясь к г-ну де Монеу.
Однако по дороге ей пришла в голову мысль, которая ее несколько успокоила. Она подумала, что в связи с поздним временем г-н де Монеу вряд ли согласится ее принять, и она готова была записаться у дворецкого на прием.
Было около семи часов вечера, и хотя было еще светло, в это время деловые визиты, как правило, уже откладывались: среди знати получил распространение обычай обедать в четыре часа; к этому времени все дела прекращались, и к ним возвращались лишь на следующий день.
Горя желанием увидеть вице-канцлера, графиня де Беарн в то же время радовалась при мысли, что не будет принята. В этом находило выражение одно из известных противоречий человеческого разума, всем и так понятное и не требующее особых пояснений.
Итак, графиня подъехала, приготовившись к тому, что дворецкий ее не пропустит. Она зажала в руке монету достоинством в три ливра, которая должна была, по ее мнению, смягчить сердце цербера: она надеялась, что он внесет ее имя в список аудиенций на следующий день.
Когда карета остановилась у дома г-на де Монеу, она увидела, что дворецкий отдает приказания лакею. Она приготовилась терпеливо ждать, не желая своим присутствием мешать их разговору. Однако дворецкий, заметив наемную карету, сейчас же отпустил лакея и подошел к ней; он спросил, как зовут просительницу.
– Я знаю наверное, что не буду иметь чести быть принятой его превосходительством.
– Тем не менее прошу вас, сударыня, оказать мне честь и сообщить ваше имя.
– Графиня де Беарн, – ответила она.
– Его превосходительство ждет вас, – сказал дворецкий.
– Что вы сказали? – в изумлении воскликнула г-жа де Беарн.
– Я имел честь сообщить вам, что его превосходительство вас ожидает, – повторил он.
– Неужели он меня примет?
– Он готов принять ваше сиятельство. Графиня де Беарн вышла из кареты в полной растерянности, не веря в то, что это не сон. Дворецкий дернул за шнур: колокольчик звякнул два раза. На пороге появился лакей, и дворецкий жестом пригласил графиню войти.
– Ваше сиятельство желает видеть его высокопревосходительство?
– Я и мечтать не могла о таком счастье!
– В таком случае прошу вас следовать за мной, ваше сиятельство.
«А как плохо отзываются о судье! – подумала графиня, идя вслед за лакеем. – Несмотря ни на что, у него есть огромное преимущество: он доступен в любое время. А ведь он канцлер!.. Странно…»
Она испугалась при мысли, что канцлер может оказаться несговорчивым и неприветливым, раз он с таким усердием посвящает себя своим обязанностям.
Через настежь распахнутые двери кабинета она увидала погрузившегося в бумаги г-на де Монеу в огромном парике. Он был одет в сюртук черного бархата.
Войдя в кабинет, графиня торопливо огляделась и с удивлением отметила, что никто, кроме нее и худого, с пожелтевшим лицом, занятого бумагами канцлера, не отражается больше в зеркалах.
Лакей доложил о прибытии ее сиятельства графини де Беарн.
Господин де Монеу тотчас поднялся и встал спиной к камину.
Графиня де Беарн трижды присела в реверансе, как того требовал этикет.
Она в смущении пробормотала несколько слов. Она не ожидала, что ей будет оказана столь высокая честь… Она не думала, что такой занятой человек, министр, принимает посетителей в часы досуга…
Господин де Монеу на это отвечал, что время подданных его величества так же свято, как время его министров; что он, к тому же, сразу видит, кому из них следует оказывать преимущество; что он всегда рад отдать лучшее время суток тому, кто заслуживает этого преимущества.
Графиня де Беарн снова присела в реверансе, затем наступило томительное молчание: истекло время комплиментов и наступала пора переходить к изложению просьбы.
Господин де Монеу в ожидании потер подбородок.
– Монсеньер! – обратилась к нему просительница. – Я желала видеть ваше высокопревосходительство, чтобы смиренно изложить суть важного дела, от которого зависит все мое состояние.
Господин де Монеу едва заметно кивнул головой, что означало: «Говорите!»
– Дело в том, ваше высокопревосходительство, – продолжала она, – что все мое состояние, вернее, состояние моего сына, зависит от исхода процесса, который я возбудила против семейства Салюсов.
Вице-канцлер слушал, потирая подбородок.
– Я наслышана о вашей справедливости, ваше высокопревосходительство, вот почему, несмотря на то, что я знаю о вашей симпатии, я бы даже сказала дружбе, которая связывает ваше высокопревосходительство с моими противниками, я тем не менее без малейшего колебания явилась умолять ваше высокопревосходительство меня выслушать.
