Книга Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подробно рассказал Насте о перипетиях поисков, выразил надежду на их благополучный исход и спросил про карту. Девушка не стала запираться и сразу отправилась домой. Передавая пакет, она сообщила, что после побега из больницы Женя несколько дней скрывался у них дома, а потом ее отец увез его тайком куда-то за Тихоновку.
Перед отъездом он велел ей, если с ним что-то случится, передать этот пакет Вениамину Тихоновичу. Она выполнила наказ любимого, хотя и надеялась еще, что с ним не случилось ничего страшного.
Из школы Вениамин Тихонович заскочил ненадолго домой. Приняв душ, переодевшись в чистое перед смертью и расцеловав жену с младшим сыном, он завел свой старенький мотоцикл и отправился назад. Был он светел и радостен. Дважды он останавливал мотоцикл, благодарил Бога и с некоторым изумлением и щемящей грустью рассматривал мир Божий – чудные и такие родные пейзажи. Он осознавал, что видит их в последний раз…
Что произошло дальше – уже известно. Дорогу перегородила черная «Волга» с тонированными стеклами. Вениамин Тихонович помертвел от страха. Но это не имело никакого значения. Он и всегда делал то, что надо. А тут речь шла о спасении сына. Он притормозил и остановился в пяти шагах от «Волги».
Из нее вышел здоровенный бородач в камуфляже, солнцезащитных очках, надвинутой на глаза панаме. И все-таки Вениамин Тихонович узнал его. Он ощутил страшное разочарование и опустошение. Мио окончательно рухнул. Все потеряло смысл.
Но и это тоже не имело никакого значения. Он, повторю, несмотря ни на что, старался всегда делать что надо, преодолевая страх, сомнения и разочарования. Вот и тогда он передал карту монстру и стал униженно хлопотать за сына. Ему было обещано, что Гриша будет немедленно освобожден.
Чудовище ободряюще похлопало Сухарева по плечу – все, мол, будет в порядке. И в это же время (Вениамин Тихонович даже не успел сначала обрадоваться спасению сына, а потом испугаться собственной смерти) грянул выстрел. Под рубашкой заструилась горячая кровь. Вениамин Тихонович почувствовал страшную боль и… облегчение. Он сделал все как надо, и все наконец закончилось. Он стал оседать на траву, цепляясь за руль.
Сухарев тут же потерял сознание и уже не видел и не осознавал, как монстр уложил его на сиденье, как он катился к обрыву и летел вниз. Погружаясь в воду, Вениамин Тихонович вроде бы пришел в себя, понял, что умирает, и… обрадовался. Он освободился от этой такой унизительной, подлой, постылой жизни изгоя и быдла. Без зарплаты, надежды, смысла.
– Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю! – звучал у него в душе хриплый голос Владимира Высоцкого. И она, душа, тихонько ликовала. Он стоял уже на пороге иного мира: светлого и прекрасного. Впереди, совсем рядом, струился мягкий серебристый свет. Но что-то мешало ему переступить ему через порог, войти в этот новый сияющий мир, отдаться ему и заставляло цепляться за постылую жизнь…
И вдруг он осознал, что именно: тревога за сына. Ему не следовало оставлять Гришеньку наедине с чудовищем. Ему показалось даже, что он предал сына.
Тогда он заставил себя слабо, но шевелить руками и ногами. Еще, еще, еще! Помогла и река, потащила на повороте на мель. В полубессознательном состоянии Сухарев выполз сначала на песок, потом на траву. Нужно было остановить кровотечение. И он, плача от боли, кусая губы, кое-как обмотал туловище сначала голубой рубашкой, потом ветровкой.
Обнаружив в стороне от скалы относительно пологий подъем, Вениамин Тихонович пополз туда. Он часто терял сознание. Но и тогда тревога за сына не оставляла его, возвращала к жизни, заставляла ползти дальше.
Выбравшись после долгих мучений наверх, изодранный острыми камнями и кустами шиповника, он стал продвигаться к спасительной кромке леса. Вставал и тут же падал, передвигался на четвереньках, полз на животе, потом снова пытался встать и снова падал. Какие-то триста метров, но как тяжело дались они ему!
Наконец Сухарев миновал дорогу и углубился в лес. Стало чуть легче – здесь чудовище вряд ли отыщет его. Следом Тихонович вдруг понял, что Бог не оставил его. Именно поэтому он не захлебнулся в воде и добрался до леса. И Бог, по его милости, будет дальше вести его, поможет спасти сына и… остановить монстра.
Радость в какой-то мере заглушала боль и придавала силы. Выбрав приблизительно направление, он уползал все дальше и дальше. Сухарев полз до тех пор, пока силы и сознание не покинули его окончательно…
Только на следующий день на него наткнулся мой дядька, косивший траву в тех местах. Вернее, его обнаружили дядькины собаки Жулик и Шарик. На их лай прибежал и сам дядька. Матерясь, он изодрал свою рубаху с майкой на бинты и перебинтовал раненого более основательно. Затем он набросал в телегу свежескошенной травы и уложил на нее Сухарева.
Сначала он было направил Карьку в Тихоновку. Но пришедший уже по дороге от тряски в себя Вениамин Тихонович так умолял его спасти сына, что дядька не выдержал и переменил маршрут. Повесив «вертикалку» (мой подарок) на шею, он, голый по пояс, встал на ноги и одной рукой управляясь с вожжами, а другой нахлестывая Карьку, понесся к нам в лагерь.
Глава 16
В пещере
К их с Митей запястьям приковали длинные цепи и поставили между двух всадников. Один из них держал цепь, заковавшую правую руку пленника, другой – левую. Анисим гарцевал на своем гнедом жеребце сзади Тихона, а Малюта на белом за Митей. Остальные злодеи пристроились за ними.
– Веди! – ткнув острием шпаги в спину Тихона, велел Норицин. Перекрестившись, Тихон шагнул в воду. Чуть сзади держался Митя. На середине Зеленой Тихон сделал вид, что поскользнулся, наклонился к брату и шепнул ему на ухо: «Я войду в пещеру со злодеями, а ты закроешь дверь. Держись сзади!» Митя побелел, но кивнул.
– Не балуй у меня! – рявкнул Анисим и ожег Тихона плетью. Следом Малюта полоснул своей плетью брата. На подходе к пещере, в березовой роще, Марьин-старший посоветовал Анисиму остановиться и наделать факелов. Ирод с пониманием посмотрел на него и ответил с обычной своей подленькой усмешкой:
– Страшно помирать? Перед смертью, Тихон,