Книга Искушение Эльминстера - Эд Гринвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отступил назад и огляделся по сторонам на случай, если приближались другие выжившие авантюристы или Убийца, кто бы это ни был. Казалось, что такой опасности нет и в помине. Воин издал последний сдавленный звук и обмяк.
— В конце концов, — сказал ему Илбрин, — мне сказали, что это Мертвое Место.
Эльф отвернулся, чтобы пройтись по лагерю и посмотреть, есть ли что-нибудь, что он мог бы использовать сам. Пройдя несколько шагов, он остановился, снова огляделся в поисках врагов, довольно неуклюже наклонился и поднял хороший тонкий клинок с примятых листьев.
— На всякий случай, — сказал Илбрин разорванному телу его бывшего владельца с навеки застывшим взглядом и пальцами, протянутыми к клинку, который он уронил. Клинку, которого теперь там больше не было. Когда эльф достал свой собственный меч, чтобы высвободить ножны из окровавленной, спутанной перевязи, он добавил почти весело:
— В конце концов, ты никогда не знаешь, когда тебе понадобится хороший клинок.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ЕСЛИ МАГИЯ ПРОПАДЕТ
Если магия пропадет, Фаэрун изменится навсегда — и немало людей приветствовали бы эти перемены. Сама земля прогнулась бы под тяжестью угнетенных и обиженных, преследующих ныне бессильных магов, чтобы свести старые счеты. Интересно, как бы выглядела река крови волшебников?
Таммараст Тенглавс, бард Элупара
из Струн Разбитой Лиры,
опубликованной в Год Бехира
— Убирайтесь! Могущественные события потрясают весь Фаэрун, и святые внутри не могут выйти, чтобы поговорить с вами сейчас! Ради любви Мистры, уходите!
Голос охранника был глубоким и мощным, он прокатился над собравшейся толпой как штормовая волна, разбивающаяся о песок пляжа... но когда он затих, люди все еще были там. От страха их голоса звучали громко, а лица побелели, но они цеплялись за ступени крыльца Дома Звезды Леди так, словно боялись за свою жизнь, и их нельзя было сдвинуть с места. Охранник сделал последний величественный жест «убирайтесь отсюда» и отступил с балкона.
— Мне жаль, Светлый Мастер, — пробормотал он. — Они чувствуют, что что-то очень не так. Потребовались бы заклинания самой Мистры, чтобы сдвинуть их сейчас.
— Ты смеешь богохульствовать здесь, в самом святом месте? — прошипел верховный жрец, чьи глаза горели яростью. Он отвел руку, словно собираясь ударить охранника, который был на голову выше его, несмотря на собственный огромный рост, а затем позволил ей упасть на бок. Он выглядел ошеломленным.
— Потеряно, — сказал он дрожащими губами. — Все потеряно…
Стражник заключил Владыку Дома в утешительные объятия, как обнимают плачущего ребенка, и сказал:
— Это пройдет, владыка. Дождитесь наступления ночи, тогда многие уйдут. Ждите, познайте покой и ждите какого-нибудь знака.
— Этот совет — он был направлен тебе свыше? — спросил верховный жрец почти в отчаянии. Он не смог сдержать дрожи в своем голосе. Охранник похлопал его по плечу и отошел с серьезным ответом:
— Нет, владыка, но послушайте, что еще мы можем сделать?
Владыка Дома выдавил смешок, который был опасно близок к рыданию, и сказал:
— Моя благодарность, верный Лаером.
Он глубоко вздохнул, откинул голову, словно облачаясь в свое достоинство, как в мантию, и спросил:
— Что делают воины, когда они должны наблюдать и ждать за стенами, бездельничая, пока на них не обрушится сильный удар?
Лаером усмехнулся в ответ.
— Многое, владыка, и большинство из этого я оставляю вашему воображению. Но есть кое-что успокаивающее, что может служить ответом на ваш вопрос: мы варим суп. Горшки и горшки супа, настолько хорошего и наваристого, насколько получается. Мы позволяем всем принять участие или, по крайней мере, понюхать, если они не могут поужинать.
Верховный жрец на мгновение уставился на него, затем поднял руки в жесте «почему бы и нет?» и приказал молча наблюдавшим младшим жрецам:
— Ступайте отсюда! На кухню, и приготовьте суп! Идите!
— Вот увидите, владыка, — добавил неуклюжий стражник, — что...
— Лаером, — рявкнул один из его товарищей-охранников, — новые неприятности.
Не говоря больше ни слова, охранник отвернулся от Владыки Дома и нырнул обратно на балкон. Жрец сделал два шага вслед за ним, но только для того, чтобы обнаружить охранника, преграждающего ему путь.
— Нет, владыка, — сказал он, старательно сохраняя бесстрастное выражение лица. — Это было бы неразумно. Некоторые из них бросают камни.
Снаружи яркое солнце падало на закрытые бронзовые двери Дома Звезды Леди. А еще на них обрушивалось множество кулаков, и стражники и привратники уже давно перестали отвечать на стуки и крики о помощи. Они беспокойно расхаживали взад и вперед внутри ворот, бросая тревожные взгляды на засовы и решетки, гадая, выдержат ли они. Все шипы, которые можно было найти в подвалах храма, давным-давно были вбиты между камнями, чтобы не дать выбить двери. Яркие отметины на этих шипах говорили о том, как часто этим утром двери уже подвергались серьезным испытаниям. Священник облизнул пересохшие губы и спросил, наверное, в сороковой раз:
— А если все это рухнет? Что...
Ближайший к нему охранник яростно замахал рукой, призывая его замолчать. Жрец нахмурился и открыл рот, чтобы гневно ответить, затем его глаза проследили за рукой охранника, указывающей на двери, и его челюсть отвисла почти до груди. Сквозь бронзу торчала мужская рука, магия потрескивала вокруг запястья там, где она проходила сквозь толстый металл. Она жестикулировала, формируя знаки, используемые священнослужителями Мистры при проведении безмолвных ритуалов.
Жрец понаблюдал за несколькими из них, затем прошипел «Оставайтесь здесь!» и потопал вверх по ступенькам к двери, ведущей в барбакан. Он должен был попасть на этот балкон…
Руки высокого мужчины в черном плаще дрожали, когда он отвел их от дверей. Он знал, что его заметили, и знал настроение толпы, напирающей на него сзади.
— Это бесполезно, — громко сказал он. — Я не могу войти.
— Ты ведь один из них, не так ли? — прорычал голос рядом с его ухом.
— Да, я видел, он использовал заклинание, он сделал это! — вставил другой, охваченный страхом и гневом, или, скорее, потребностью выплеснуть эмоции. Человек в черном плаще ничего не ответил, но с отчаянной надеждой посмотрел на балкон.
Его надежда