Книга Ведьма и князь - Симона Вилар

Малкиня миновал заснеженный ельник и увидел на лесной поляне небольшой выселок. Несколько утопавших в снегу хат-полуземлянок, у околицы на шестах привычные рогатые черепа. Тут было малолюдно: понятное дело – выселок-то недалеко от Искоростеня, вот люди и ушли в город, прослышав о предстоящей казни. И все же из-под стрехи одной из полуземлянок вился дымок. Малкиня остановил у навеса коня, слез, накинул повод на плетень и тут же повернулся, уловив движение у избы.

У приоткрытой двери полуземлянки стояла сморщенная старушонка в надвинутом до глаз плате. Завидев волхва, собралась было поклониться, но так и замерла. Вид у него был странный: весь всклокоченный, кожушок в прорехах, даже кое-где в крови. Да и конь у волхва почему-то имеется, да еще, какой конь: рослый, белый как снег, в звенящей сбруе. Но больше всего старую древлянку удивило, что через круп коня перекинут человек. Она смотрела, как волхв снимает неподвижное тело с коня и, взвалив на плечо, направляется к ней.

– Ты бы шла, мать, к кому-нибудь из родичей до вечера, – мягко, но властно молвил волхв. И, не дожидаясь ответа, прошел мимо нее в полуземлянку.

Там, внутри, на земляном полу был устроен очаг из камня, сверху – что-то вроде дымохода, вдоль земляных стен – лавки, покрытые шкурами. Волхву Малкине больше ничего и не требовалось. Уложив Малфриду на лавку, он снял со шнурка на шее один из амулетов, развинтил его, как отвинчивают горлышко фляги, и вылил темное густое содержимое в плошку с водой. Потом, будто робея, несколько минут сидел над ведьмой, пока все же решился снять с ее головы плащ. Ничего жуткого в открывшемся лице чародейки сейчас не было. Спокойное, может быть чуть грязное и исхудавшее. Малкиня оглядел ссадины у нее на шее, прислушался к слабому дыханию. Его жестокое обращение с ней объяснялось тем, что, только таким образом он мог остановить ее чародейство, увезти и изменить ее. Н-да, изменить... Малкиня приподнял ведьме голову, поднес приготовленное питье и, разомкнув ее уста, влил немного внутрь. Малфрида сделала судорожный глоток, потом еще. По ее лицу прошла дрожь, брови нахмурились, но потом вновь черты ее лица разгладились. Малкиня перевел дыхание. Все, теперь она проспит долго, не очнется, не помешает ему. Ибо ему предстояло немалое волховство. Предстояло вернуть память ведьме, вернуть ей ее прежнюю, изначальную сущность.

Малкиня всегда знал, что он невесть какой кудесник. Ну, наделен даром читать мысли, изучил силу трав и кореньев, неплохо знает заговоры. И еще, так уж вышло, что однажды он от той же Малфриды получил толику чародейских сил. Но это были не его, а переданные ему силы, и со временем они почти истаяли, так как от природы Малкиня не был одарен волховскими способностями.. Но тем не менее, именно ему, Малкине, великий кудесник Никлот некогда доверил секрет, как вернуть девушке память, сняв с нее заклятие иной души. Это было опасное знание. Ибо, превратив Малфриду в жестокую ведьму, волхвы стали использовать ее, как им хотелось. И если она об этом узнает, вряд ли помянет добром прежних учителей. Однако Никлот предусмотрел, что она может стать прежней, поэтому кто-то должен знать, как это сделать, и это знание он отчего-то доверил молодому ученику волхвов. Тогда Малкине это показалось странным. Но, может, заметил мудрый ведун чувства парня к чародейке или предвидел события? Малкиня решил, что пришло время сделать Малфриду обычной девушкой, – только так он сможет избавить ее от зла и вернуть к обычной жизни.

Пол в полуземлянке был плотно утрамбован, однако поддался, когда Малкиня стал чертить на нем ножом нужные знаки. Потом достал из сумы на поясе какие-то порошки, посыпал на обозначившиеся линии и зигзаги, и, когда те начали светиться, стал шептать заговоры. А затем последовало главное: волхв бережно достал из-за пазухи две фляги, одну с живой водой, другую с мертвой (посадник Свенельд задохнулся бы от зависти, если бы узнал, какое богатство носит с собой волхв князя Мала), и брызнул в лицо ведьме сначала мертвой водой, а потом живой. Он видел, как от синевато мерцающей мертвой воды лицо чародейки потемнело, стало расходиться морщинами, сама она содрогнулась, однако тут же живая вода сделала его обычным, даже ярче и нежнее прежнего... Красивее. Будто бы чародейка прожила уже жизнь и вновь расцвела для новой жизни. А то, что было некогда наложено колдовством волхвов, – все это стало уходить, исчезать. Тело Малфриды непроизвольно выгнулось, по нему прошла крупная дрожь, когда Малкиня положил ей на грудь амулеты и обереги и, завязав в положенном порядке наузы, стал произносить некогда выученное заклятие.

Сложное это было заклятие, длинное. Никлот немало времени потратил, заставив Малкиню выучить его назубок, со всеми положенными придыханиями, тихим рыком, сложным сплетением слов и звуков. И сейчас, когда он творил столь непосильное ему волховство... Сложно было. Тело ведьмы вдруг стало извиваться, она начала тихо постанывать, а из глубины ее словно стали истекать воспоминания... Для умеющего видеть чужие мысли Малкини это выглядело, как ослепительные вспышки. Вот ее узилище в порубе и похотливо усмехающиеся стражи, вот тот бритый красивый древлянин, то избивающий ее, то ласкающий. Потом промелькнуло другое воспоминание: морозная ночь, бегство от преследователей, степь с курганами, нездешнего вида всадники на лохматых лошадях, струги на широкой реке… Воспоминания наплывали, вспыхивали, слепили глаза Малкине своей яркостью. И виделось порой такое... Жуткий черный силуэт какого-то существа с белесыми глазами и утробным голосом, чудища и идолы незнакомых богов, упыри, русалки, жуть лесная. Мелькнули и покои богатого терема, унылое лицо молодого парня с залысинами и ранними морщинами, а потом вдруг возник образ князя Игоря, статного и яснолицего, но тут же стал исчезать, меркнуть во тьме, когда ведьма начала его забывать. Появлялись какие-то незнакомые лица, темные подземелья, тянущиеся из земли лапы, оскаленные пасти и тут же – полупрозрачные тени мавок и берегинь речных. Сколько же пришлось повидать и пережить Малфриде, сколько осталось в памяти...

А потом было Нечистое Болото с поднятой ведьмой нелюдской ратью, упыри и змеедевы, топляки, оборотни... Навьина Роща прояснилась в видениях – чародейское место, где Малфрида когда-то жила, обучаясь волховскому мастерству.. Увидел Малк и себя, еще совсем юного, в длинной белой рубахе, босого, с посохом в руке. Появились Маланич, Никлот, другие волхвы. И, наконец, огромный, вечно горевший костер на Священной Поляне, куда прибежала испуганная девушка Малфутка, назвавшаяся именем Малфрида...

Все. Малкиня как подкошенный рухнул на землю. Услышал собственный слабый стон. Смертельная усталость накрыла с головой. Только успел провести рукой по лицу, заметил на пальцах кровь и провалился в небытие.

Привела его в чувство Малфрида. Но это была уже не она – это была Малфутка. Девушка тихо всхлипывала. Склонившись над ним, обмывала его лицо и плакала.

– Малк, милый, хороший мой Малк... Что же с тобой приключилось? Что с нами приключилось?

Она помогла ему сесть.

– У тебя шла носом кровь. И из ушей. Тебя били? Одежда тоже вся в крови и изодрана. Давай я перевяжу тебя. Однако что же произошло, ответь ради всех богов!

У Малкини еще кружилась голова, во рту было сухо, губы потрескались. Он не мог выговорить ни слова, пока Малфрида не подала ему воды.