Книга Битва за Лукоморье. Книга I - Роман Папсуев

Рисковать чародей привык, особенно когда речь заходила о получении новых знаний. Избрав свой путь, он шел им легко и свободно. Пел вместе с ветром веселые песенки, зачаровывал птиц морских, узнавал от них новости и частенько получал в дар вкусную, только что пойманную свежую рыбу. А иногда и сам в ответ подкармливал, как давешнюю чайку, что сослужила в конце концов хорошую службу, позвав на помощь своих товарок от берега.

Изучению Белосветья отдавал он себя без остатка. В гнездо птицы Рух лазил, в пещеры фригалов с их страшными гирифтенами забирался. В пышных и влажных лесах южных островов находил страшных и огромных четырехногих ящеров и наблюдал за ними, сидя на месте несколько часов кряду. Ящеры, правда, чуть его не сожрали, когда он неловко потянул затекшую ногу и хрустнул веткой… но это все пустяки, спасся ведь! Зато сколько новых знаний получил, сколько потом страниц исписал в своей путевой книге о причудливой природе Белосветья!

Вот и сейчас Витослав рисковал, но ведь не просто так, а ради нового знания! К тому же он искренне верил, что алконост не причинит спасителям вреда.

Глядя на чародея снизу-вверх огромными глазами, птица едва заметно улыбалась розоватыми пухлыми губами… тоже ведь диво: птица, а с губами! Становилось от ее улыбки на душе у обаянника спокойно, и утверждался он в мысли, что ничто им не угрожает. Уверенность эта закрепилась в сердце рядом со жгучим желанием помочь чудесному существу, изучить его как следует и не допустить, чтобы причинили вред. Следить за тем же Руфом, например, чье племя всякое мясо уважало, к слову, не только птичье… Или за юрким Нумой, что слишком уж жадно поглядывает на серебристо-жемчужные перышки в хвосте у алконоста…

Настроения диволюдов Витослав чувствовал лучше человеческих, но сейчас они, несомненно, совпадали: все пребывали в нетерпении. Да, медленно тянулось время, будто в дреме, опутало «Сокола» паутиной одинаковых дней и ночей. Только что с того, что ропщут матросы? Что с того, что маются от жары и безделья? Чувствовал обаянник – совсем немного осталось.

Птица улыбалась ему и кивала. Правильно, мол, думаешь, правильно.

* * *

Непривычно рано пробудившись, Садко все утро провел под навесом, перебирая струны на гуслях. Пальцы будто иглами покалывало, наружу просилась новая мелодия. Пока не было в ней ни мотива, ни мыслей, только радостное волнение сердца и затейливые переливы-трели. Мелодия пришла к Садко накануне во сне, заставила ворочаться и половину ночи не находить себе места, выгнала из гамака, а потом из каюты – на палубу, едва первые лучи солнца показались над окоемом.

Много позже, когда отдельные звуки сплелись наконец под пальцами в единое целое, Садко медленно погладил струны, подтянул одну, звонко щелкнул другой и пошел к борту корабля, туда, где проводил дни напролет Витослав. Чародей глазел на алконоста, что на девицу красную, гостинцы ей носил, будто жениться собрался, но сейчас чародей куда-то отлучился, и капитан, выглянув за борт, медленно кивнул дивоптице, распахнувшей при виде его свои лазурные глазищи.

Только сейчас Садко сообразил, что она не так чтобы и велика размером, с попугая крупного. Странно, и отчего ему раньше казалось, что она много больше? Верно, оттого что лицо почти человечье?..

– Как здоровье твое? – спросил он степенно, а потом не выдержал, широко зевнул, чуть не вывихнув челюсть, махнул рукой и рассмеялся. Алконост склонила голову набок и внимательно поглядела на капитана. – Эх, думал, торжественно песню в дар тебе поднести, но – вишь? – не осилил. Подарю как подарится, со смехом и от души.

Устроился поудобнее на борту и тронул струны.

Заслушался Милослав на корме, позабыл о своем веере Радята, притих на мачте Нума, замер Руф, громко сглотнул и засопел от полноты чувств Мель. Полуд с Абахаем прервали потешный поединок, из-под палубы показался Витослав, а Каратан, Ждан и Новик с Бану бросили игру в кубаря, обернулись разом. Вся команда застыла, глядя на капитана.

Мелодия взлетела над «Соколом», обняла его крыльями невидимыми, наполнила сердца слушающих радостью. Была она полна и осторожным ожиданием, и бесшабашным весельем, твердила о чудесах, о волнах и солнце. Тоска по чему-то нездешнему и бескрайнему пронизывала ее насквозь, заставляла слушать, затаив дыхание и забыв себя.

Пробежала рябь по зеркалу воды, а никто и не заметил. Легкий ветерок поднялся, провел невидимой ладонью по макушкам моряков, зашептал в спущенном парусе и скрипнул канатами.

Когда замолчали гусли, алконост-птица вдруг улыбнулась и тихонько засмеялась, а Садко наконец-то сообразил, откуда, а вернее от кого, явилась ему во сне мелодия. Лицо иномирной птицы исполнилось сиянием, и ее крылья взметнулись, развернувшись над гнездом. И снизу, из-под белоснежного пуха, показались головы птенчиков. Были малыши смешные и неуклюжие. Издали походили не на птенцов настоящих, а на нелепую поделку кукольника, коему сказали «сшей птенчика», а он до того ни одной птицы не видал. Знал только, что она с крыльями и хвостом, вот и сшил человечков с ручками коротенькими и брюшком полосатым, потом приделал им крылышки и совсем куцые хвосты, ибо ниток цветных не хватило.

Топорща мокрые перышки на затылках, птенчики полезли на край гнезда, потянулись наверх, к Садко, и хором запищали. Алконост окружила их крыльями, чтоб не попадали в воду неразумные детки, вновь улыбнулась, засияла вся.

– Эй, ветер, что ли? – наконец заметил кто-то из команды.

– Да, други, – улыбнулся Садко, – народилась жизнь новая, вот и вернулся ветер.

Услышав добрые вести, команда «Сокола» сгрудилась у борта с радостными возгласами, а вперед всех, помогая себе локтями, протолкнулся чародей.

– Витослав, – обратился к нему Садко, – долго мы ждали, пока птенцы проклюнутся. Сколько еще осталось, пока они на крыло встанут?

Но обаянник, во все глаза таращась на птенцов, лишь руками развел да рассеянно ответил:

– Неведомо мне, прости.

Алконост-птица защебетала в такт посвисту ветра, будто старому другу обрадовалась, и замахала крыльями. Ей вторили семь малюток – запищали, запрыгали, часто трепыхая маленькими крылышками. Садко не выдержал, расхохотался, глядя, как детишки алконоста подпрыгивают и взлететь силятся. Вот глупыши! Где ж это видано, чтобы птенчики только вылупились, а уже на крыло становятся?..

Внезапно алконост оттолкнулась от гнезда и взмыла в воздух, разом поднявшись над головами Садко и команды «Сокола», взлетела вровень с Нумой, высоко над палубой. И один за другим, чудные и бесстрашные, едва обсохшие, встрепанные птенчики подпрыгнули, забили что было сил крыльями… и рывками, будто ветер баловался и подкидывал их на больших ладонях, полетели к матери. Садко засмотрелся на них, дивясь и улыбаясь.

А когда опустил глаза, увидал, как тонет гнездо алконоста. Быстро и неотвратимо, словно камней в него накидали.

– Ай-ай! – Радята кинулся было к багру, чтобы зацепить, удержать удачу, но запнулся, остановился, будто сам себя за шиворот поймал. Негодующе указал на Витослава: – Так вот почему чужеземцы пытались птичку нашу словить! Знали небось, что если птенцов дождаться, добычу потеряешь. А ты, Витослав, что ж нам не сказал, а?