Книга Флиртаника всерьез - Анна Берсенева

– Знаю.

Конечно, Глеб не знал всех новых и, прямо сказать, неожиданных обстоятельств Колькиной жизни. Но то, как хорошо его другу, он понял сразу. Ему и самому было так же хорошо, от того же ему было хорошо, потому он сразу чувствовал это даже в посторонних людях, а уж тем более в Кольке.

И, конечно, Глеб не стал говорить о всяких других обстоятельствах, которые стали ему известны совсем недавно и были не менее ошеломительны, чем Колькины.

Галинка позвонила Глебу вскоре после Нового года и сообщила, что везет Надьку в Германию, поэтому два дня ее дома не будет.

– И потом меня там тоже не будет, – помолчав, добавила она.

Глебу показалось странным, что Колькина жена зачем-то сообщает ему о своих поездках. О них и Колька имел самое приблизительное представление, а Глеб-то и вовсе был ни при чем.

– Опять в командировку поедешь? – из вежливости поинтересовался он.

– Никуда не поеду. Глебыч, – каким-то совсем уж странным, почти испуганным голосом сказала Галинка, – а твоя… Твоя жена, она как, насовсем твоя?

Чтобы Галя Иванцова задавала такие детские по бестактности и неловкости вопросы, да еще испуганным тоном – этого просто быть не могло!

– Совсем, – сказал Глеб.

– Ты извини, что-то я… – смущенно пробормотала Галинка. – Просто понимаешь… Я пока буду жить в квартире, где она раньше… В общем, я буду жить с Игорем Северским, – выговорила она наконец. – Так уж вышло, Глебыч.

– Как с Северским?! А как же его Катя?.. – Глеб так растерялся от неожиданности этого известия, что даже не успел подумать, кого и о чем спрашивает. – Галя! – тут же закричал он, расслышав в трубке всхлипывающие звуки. – Галя, я просто идиот!

Она поплакала еще пару секунд и, всхлипнув последний раз, сказала:

– Не знаю я. Ничего я не знаю. Катя… Она ведь родила уже, наверное. И он, кажется, к ней поехал. Не знаю даже, куда. И спросить его не могла. Может, вообще ко мне больше не вернется… Я без него жить не могу, Глебыч, – растерянным, совсем уж не своим голосом добавила она.

– Галь, да все хорошо будет. Я же с ним поговорил все-таки, знаешь? Он очень порядочный человек и хороший даже, по-моему!

– Вот именно что порядочный, – вздохнула Галинка. – Женится на этой своей Кате, что тогда делать?

Что делать в этом случае Галинке, Глеб не знал. Он представил, что стал бы делать сам, если бы Ирине вдруг почему-то пришлось выйти замуж за другого мужчину, пусть даже и по каким-нибудь очень веским причинам, и его мороз прошиб от одного лишь подобного предположения.

Он молчал, не зная, что сказать. Галинка первой прервала молчание.

– В общем, – уже не растерянным, а обычным своим голосом сказала она, – если Иванцов тебе позвонит, скажи, что квартира в его распоряжении.

Наверное, следовало выполнить ее просьбу, но Глеб не смог этого сделать во время Колькиного звонка.

И теперь, глядя на карту Ростова Великого, он в очередной раз упрекнул себя за малодушие.

– Ты расстроился? – сразу спросила Ирина. – Почему?

Его поражало, как мгновенно она замечает малейшие изменения в его состоянии, настроении. Сам он никогда не придавал значения собственному состоянию и настроению. Думать об этом прежде, в пустоте своего одиночества, казалось ему странным, а теперь ему и подавно было не до таких пустяков. Он только удивлялся, что Ирине все это не кажется пустяками, и не мог поэтому скрывать от нее ничего из происходящего с ним.

И сейчас он тоже не смог этого скрыть.

– Я не хотел тебе говорить, – пробормотал Глеб, – но… В общем, Колькина жена, Галя, то есть теперь уже, получается, бывшая жена, она… Она мне звонила недавно и сказала, что будет жить с Игорем. С твоим Игорем… Бывшим, – совсем уж глупо добавил он и спросил, глядя Ирине в глаза: – Это очень тебе обидно? Это, может, еще неточно…

Глаза у нее были сейчас такие, как в ту первую их встречу, когда Глеб понял, что сквозь ее глаза, сквозь нее всю светится мир, весь как есть. И что вся она тоже мир – особенный, никому не понятный, а ему необходимый, как дыхание и даже больше, чем дыхание.

– Обидно? – Ирина улыбнулась. – Нет, совсем не обидно. Я ведь нечестна была по отношению к нему, на что же обижаться?

– Потому что… ты со мной?

– Нет, не потому. Это другая была нечестность. Мне трудно объяснить… Понимаешь, я решила, что счастье можно разделить на маленькие порции. Очень маленькие, на каждый день. Я счастлива была, когда мы с Игорем поженились, то есть мне казалось, что счастлива, но это я теперь понимаю, что только казалось, а тогда… Я глупо говорю, непонятно!

Глеб по-прежнему сидел на вращающемся стуле перед монитором, а она стояла рядом. Он взял Иринину руку и подержал в обеих своих руках, как в лодочке, чтобы она успокоилась.

– Ты понятно говоришь, – сказал он.

Она в самом деле успокоилась, но руку не отняла.

– Мне стало достаточно спокойной жизни, – сказала она. – Просто спокойной, ровной. И я решила, что ему этого тоже достаточно. Я в своем спокойствии жила, как в коконе, и единственное, что меня не устраивало: почему Игорю неинтересно, что там в моем коконе происходит? А ему, наверное, другое было нужно… Какая она, эта Колькина жена? – спросила Ирина. И сразу спохватилась: – То есть мне это теперь совершенно неважно!

– Галинка какая? Не знаю, – пожал плечами Глеб. – Ну, бойкая, решительная, веселая всегда. – И тут же, вспомнив, как звучал недавно по телефону ее голос, сказал: – Хотя, может, мне это только казалось. Я ее мало знал, если вдуматься.

– Если вдуматься, мы все друг друга мало знали, – улыбнулась Ирина. – Совсем не то друг о друге знали. Выпьем за старый Новый год? Я шампанское купила.

– Выпьем, – кивнул Глеб. И виновато добавил: – Я и не заметил, что ночь уже. Заработался.

Он открыл шампанское, налил себе и Ирине. Пена потрескивала по самым краешкам бокалов, льдистый после недавней оттепели снег потрескивал, ударяясь в окно.

– Как странно… – сказала Ирина, поставив на пол пустой бокал.

– Что странно?

Когда Глеб смотрел на нее, ему казалось, что в жизни нет ничего странного. Он знал о жизни все, когда смотрел на нее.

– Я жила с Игорем много лет, твой Колька тоже жил со своей женой много лет, мы все думали, что иначе и быть не может. Ну, пусть мы обманывались, но ведь мы все-таки думали, что любим, а…

Она замолчала.

– А – что? – тихо переспросил Глеб.

– А как же те живут, кто вообще не любит? Вообще, понимаешь? Как они живут на свете? Просыпаются утром, и впереди целый день, а зачем он? И следующий день, и неделя, и месяц, и вся жизнь – зачем?

– Я не знаю. Правда, не знаю. Я же тебя люблю.

Он не обманывал ее – ни в словах о своей любви, ни в своем незнании, как живут те, кто не любит.