Книга Клетка короля - Виктория Авеярд

– Ты можешь встать? – спрашиваю я Птолемуса и одновременно тянусь к Рен.

Издав стон, он поднимается с носилок и заставляет себя устоять на подгибающихся ногах.

– Я не ребенок, Эви, я в состоянии пройти тридцать шагов.

В качестве доказательства черная сталь вновь покрывает его тело гладкими пластинами.

Будь у нас больше времени, я бы отметила слабые места в обычно безупречной броне брата. Дыры по бокам, слишком тонкий слой пластин на спине. Но вместо этого я только киваю.

– Иди первый.

Он приподнимает угол губ, пытаясь усмехнуться, умерить мою тревогу. Я облегченно вздыхаю, когда Птолемус поднимается в воздух и взлетает на стену. Наши родичи ловко ловят его, притягивая своей способностью.

– Наша очередь.

Рен прижимается ко мне, надежно угнездившись под мышкой. Я делаю вдох, сосредоточившись на ощущении металла под пятками, на ногах, на плечах. «Наверх», – приказываю я доспехам.

Щелк.

Первое ощущение, которое отец заставил меня запомнить – это пуля. Я два года спала с пулей на шее. Пока она не стала знакомой мне, как собственные цвета. Я с расстояния в сотню метров могу определить калибр. Вес, форму, состав. Крошечный кусочек металла – это разница между чьей-то жизнью и моей смертью. Пуля может убить меня – или спасти.

Щелк, щелк, щелк. Взрывающиеся пули напоминают острые иглы – их невозможно не заметить. Они летят снизу. Мои ноги касаются земли вновь, и я сосредотачиваюсь, взмахнув руками, чтобы заслониться от внезапной опасности.

Бронебойные патроны, в толстой латунной оболочке с вольфрамовой сердцевиной и заостренным наконечником, описывают дугу перед моими глазами и отлетают, безвредно скрываясь в траве. Не меньше десятка ружей стреляют залпом, и я вскидываю руку, защищаясь. Пулеметная очередь заглушает крик Толли.

Каждая пуля прорывает мою способность, забирая кусок ее, кусок меня. Одни пули останавливаются на лету, другие мнутся. Я вкладываю все силы в то, чтобы создать кокон безопасности. Толли и мои родичи, стоя на стене, делают то же самое. Они берут часть задачи на себя, настолько, чтобы я могла понять, кто в меня стреляет.

Красные лоскутья, злые глаза. Алая гвардия.

Я скриплю зубами. Валяющиеся в траве пули можно метнуть противникам в черепа. Но вместо этого я рву вольфрам, как шерсть, и быстро сплетаю сверкающую нить. Вольфрам необыкновенно тяжел и прочен. Чтобы работать с ним, нужно много энергии. Вдоль спины катится пот.

Нить разлетается, как паутина, задев дюжину мятежников. Продолжая то же движение, я вырываю оружие у них из рук и ломаю его на куски. Рен жмется ко мне и держится крепко; я чувствую, как лечу наверх, вдоль неуязвимой алмазной стены.

Толли ловит меня – как всегда.

– А теперь вниз, – говорит он, до боли стискивая мою руку.

Рен сглатывает, посмотрев со стены. Глаза у нее расширяются.

– Гораздо дальше.

Да. Метров тридцать по отвесной скале, потом вдвое больше по склону до реки. «В тени моста», – сказал отец.

В саду борются мятежники, пытаясь избавиться от сети. Я чувствую, как они тянут и дергают; сам металл хочет разорваться. Он требует моего внимания. «Вольфрам, – сердито думаю я. – Мне не хватает практики».

– Пошли, – говорю я.

За моей спиной вольфрам рассыпается в пыль. Сильный, тяжелый, но хрупкий. Без действия магнетрона он ломается, а не гнется.

Дом Самоса не таков.

Мы не сломаемся – и больше не станем гнуться.

Лодки беззвучно рассекают воду, скользя по поверхности. Мы неплохо проводим время. Наше единственное препятствие – грязный Серый город. Его вонь липнет к моим волосам, тело продолжает пахнуть им, даже когда мы преодолеваем защитное кольцо деревьев. Рен ощущает, что мне неуютно, и кладет руку на мое обнаженное запястье. Ее исцеляющее прикосновение очищает легкие и прогоняет усталость. Толкать сталь по воде спустя какое-то время становится утомительно.

Мама наклоняется через борт лодки и опускает руку в воду Столичной реки. Несколько сомов поднимаются из глубины, щекоча ей усами пальцы. Эти скользкие твари не тревожат ее, но я вздрагиваю от отвращения. Маму они не пугают – тем более что они могут знать, если кто-нибудь нас преследует. Мамин сокол тоже несет стражу. Когда солнце сядет, его сменят летучие мыши. Как я и полагала, на моих родителях ни царапины. Отец стоит у руля первой лодки и ведет всю нашу маленькую флотилию. Черный силуэт на фоне синей реки и зеленых холмов. Его присутствие успокаивает меня больше, чем зрелище мирной долины.

Долгое время все молчат. Даже мои родственники, которые обычно любят поболтать о пустяках. Вместо этого они сбрасывают форму охранников. Символы Норты плывут за лодкой, яркие медали погружаются в темноту. Награды, завоеванные кровью Самосов. Знаки нашей верности и преданности. Теперь они канули в реку – и в прошлое.

Мы больше не принадлежим Норте.

– Значит, решено, – бормочу я.

Толли у меня за спиной выпрямляется. Его изуродованная рука по-прежнему перевязана. Рен не рискнет отращивать целую кисть на ходу.

– А что, кто-то сомневался?

– А что, был выбор? – обернувшись, спрашивает мама.

Она движется и потягивается с изяществом кошки. Бабочки давно улетели с ее темно-зеленого платья.

– Слабого короля мы могли контролировать, но управиться с безумцем невозможно. Как только Айрелы решили открыто бросить ему вызов, для нас все игры закончились. А когда он выбрал Озерную… – она закатывает глаза. – Мэйвен сам разрубил последнюю связь между нашими домами.

Я едва не фыркаю ей в лицо. Никто не принимает решений за моего отца. Но я не настолько глупа, чтобы смеяться над мамой.

– Поддержат ли нас теперь другие? Я знаю, папа вел переговоры.

Оставив детей при дворе одних, на милость Мэйвена. Слова, которые я не рискну сказать вслух ни одному из родителей.

Но мама тем не менее их угадывает.

– Ты отлично справилась, Эви, – воркует она, касаясь рукой моих волос и пропуская серебристые пряди меж мокрых пальцев. – И ты, Птолемус. Учитывая беспорядки в Корвиуме и восстание Домов… никто не сомневался в вашей преданности. Вы позволили нам выиграть время, бесценное время.

Я сосредотачиваюсь на стали и воде, игнорируя ее холодное прикосновение.

– Надеюсь, оно того стоило.

Мэйвен уже имел дело с многочисленными мятежами. Без Дома Самоса, без наших ресурсов, наших земель, наших солдат… разве он способен победить? Но до сегодняшнего дня у него не было Озерных. Теперь я понятия не имею, что может произойти. И это ощущение мне совсем не нравится. Моя жизнь представляла собой постоянное упражнение в расчетах и терпении. Неопределенное будущее пугает меня.