Книга Этюд в черных тонах - Хосе Карлос Сомоса

— Нужно вызвать доктора, — сказал Дойл.

— Он живет за городом, — сказала Мэри Брэддок. — На Норт-роуд. Но мы не можем покинуть Кларендон. Мы отвечаем за всех пациентов, а сейчас нас всего…

— Я не сдвинусь с места, — объявила я со всей определенностью.

— Не беспокойтесь, поеду я, — решил Дойл. — Святой отец, я вас подвезу. Вы же со мной?

— Я… Нет… Полагаю, что нет… — ответил священник (Филпоттс, теперь я вспомнила). — Полагаю, что я остаюсь.

— Святой отец, я мог бы подвести вас в Госпорт.

— Нет, я остаюсь…

— Как вам угодно. Сколько времени? Мои часы правильно идут? — «Почти одиннадцать», — ответили ему. — Послушайте: я еду за Понсонби. Медсестры, кроме мисс Мак-Кари, — выходите отсюда. Делать здесь сейчас нечего; важно не допустить, чтобы сюда заходили и вмешивались другие пациенты.

Опасения Дойла были разумны: мистер Конрад Х. уже заглядывал из коридора, да и сэр Лесли, жизнерадостный сифилитик, тоже. Нет ничего более притягательного, чем чужая смерть. Мы как будто вынюхиваем ее издалека. Мы, как падальщики, бродим вокруг тела, которое готовится к уходу.

— Будет сделано, доктор, — ответила Мэри Брэддок, принимая бразды правления.

Я не забуду, что обе медсестры, прежде чем выйти, подошли ко мне, чтобы утешить — каждая на свой лад. Больше нежности проявила Мэри Брэддок, женщина с вечно недовольным выражением в середине широкого лица. В этот момент я подумала, что она хороший человек. Брэддок взяла меня за руку и сжала ладонь. Мои глаза наполнились благодарностью, ее глаза — сочувствием.

— Я не помешаю, если сяду здесь, рядом с ним? — спросил отец Филпоттс. Он собрал с пола шахматные фигурки (судя по участившемуся дыханию, это дело далось ему не без труда) и снова поставил доску на стол. Теперь священник придвинул к кровати стул и уселся в изголовье. Для меня медсёстры принесли второй стул. — Бедняга… что могло с ним приключиться?.. Он ведь прекрасно себя чувствовал!

Дойл обернулся ко мне:

— Мисс Мак-Кари, я приведу подкрепление. Охраняйте замок в мое отсутствие.

И тогда — это «тогда» могло длиться одну секунду или, возможно, одну минуту — я заглянула Дойлу в глаза и кое о чем вспомнила.

4

— Доктор! Подождите!

Я отвела его в сторону, подальше от Филпоттса, хотя славный священник и так не проявлял интереса к нашему разговору: он сидел, положив ладонь на бездвижную руку мистера Икс.

— Готовьтесь к худшему, — сказал Дойл. — Я не считаю нужным подслащать пилюлю…

— Я понимаю, просто скажите…

— Я не знаю, что с ним случилось. — Доктор нетерпеливо оборвал предсказуемый вопрос. Он надел шляпу и торопился уйти. — Много чего могло произойти. Человек он слабый и немолодой. Я склоняюсь к апоплексии, однако…

— Нет-нет, я спрашиваю совсем не об этом. Пожалуйста, выслушайте меня.

Я начала говорить быстро и довольно связно: такую привычку я выработала для самых чрезвычайных ситуаций — конечно, не таких, как теперь, — такого со мной никогда не случалось. Я сообщила, что подслушала из-за двери часть их разговора в тот день, когда доктор Дойл познакомился с мистером Икс. Я слышала, что мистер Икс говорил о какой-то «тайне, — так я и сказала, — которую я не должна знать». Я улыбнулась, стараясь передать свою отвагу доктору.

— Это ведь болезнь, правда? Мистер Икс страдает тяжелым заболеванием, ведь так? — Дойл смотрел на меня озадаченно. Я поняла его так, что он ни в коем случае не собирается нарушать врачебную клятву. И тогда я опустилась перед ним на колени. — Доктор Дойл, умоляю… Я знаю, что это неправильно, но я должна узнать, а другого шанса у меня, возможно, не будет… Я вас прошу. Скажите мне все как есть, я готова…

Я готова? Да, я готова. Что бы от меня ни скрывал этот мужчина, обнаруживший во мне красоту. Мужчина, назвавший меня прекрасной.

Что бы это ни было.

— Ах, да неужели вы до сих пор не знаете? — простодушно воскликнул Дойл. — Простите, я думал, за столько времени… Вы мне, должно быть, не поверите, и все же…

— Он приходит в себя! — позвал священник.

Мы бросились к постели.

Да, он шевельнулся.

Одно маленькое сокращение мышц, движение шеи или торса. Как искорка посреди дымящегося пепла. «Мистер Икс?» — разом позвали мы с Дойлом. «Кто это „мистер Икс“?» — не понял Филпоттс. Доктор снова щупал пульс. И хмурился. Я давно привыкла быть терпеливой, чтобы не отвлекать врачей, но как же для меня было важно услышать в тот момент хоть слово надежды!

После мучительной паузы Дойл поднял голову.

— Ложная тревога, — сообщил он. — Сердце бьется, но очень слабо. Я должен торопиться. Понсонби знает, что делать дальше.

На пороге Дойл снова обернулся и поманил меня дрожащим пальцем:

— Мисс Мак-Кари, эта комната закрывается на ключ?

Я ответила, что один ключ от комнаты у меня, а дубликат — в кабинете у доктора Понсонби.

— Прекрасно. Запритесь на ключ. Не впускайте никого до моего возвращения. Пока мы не знаем, что происходит, лучше соблюдать изоляцию. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Не отходите от него.

— Никогда.

Только когда я заперла дверь на два оборота и вернулась к постели, я поняла, что Дойл так ничего мне и не рассказал.

Тайна.

5

— Прошу прощения, мисс, но я знаю, — тихо сказал отец Филпоттс.

— Что вы знаете?

— Эту тайну. — Священник улыбнулся.

Я как будто окаменела.

Это случилось уже после ухода молодого врача, когда я приставила второй стул к постели и приготовилась ждать. Охранять. И тогда сидевший напротив священник заговорил:

— Вы должны меня простить, но я не мог не услышать: вы спрашивали доктора о «тайне» мистера Холмса.

Я кивнула в ответ, не совсем понимая, что последует дальше. Само присутствие отца Филпоттса в этот судьбоносный момент было для меня так удивительно, что я не могла постичь его смысл, однако то, что он знает «тайну» мистера Икс, поражало еще сильнее. Филпоттс наверняка следил за моим лицом, он поспешил добавить:

— Нет, это не тайна исповеди, я имею право рассказать. Он не запрещал этого явным образом, хотя, конечно же, попросил меня быть осмотрительным… Да убережет меня Господь от неосмотрительности, однако… Я видел ваше отчаяние, когда вы стояли на коленях перед доктором… — Священник поправил воротничок, который был виден, только когда он поднимал подбородок. — В конце концов в этом нет ничего страшного.

А я возмутилась: «Да здесь все, кроме меня, знают эту проклятую тайну!» Мы сидели лицом к лицу, освещенные только маленькой лампой в изголовье кровати, между нами лежало неподвижное тело; отец Филпоттс как будто дожидался от него какого-то знака, чего-то вроде разрешения. Определенно, этот человек привык находить откровение в самых обыденных вещах.