Книга Сердце Сапфо - Эрика Джонг

— Это не твоя вина, Фаон. Все это воля Афродиты. Она царица безумия и вожделения, неугомонности фаллоса и пустоты в вагине. Она поднимает фаллос и расслабляет разум, подчиняя его себе. Я не могу всю вину возлагать только на тебя. Но я могу взыскать плату. Я могу потребовать справедливости.

— Какой справедливости, моя госпожа?

— Ты больше никогда не увидишь ни Дику, ни меня, ни Артемисию. Ты покинешь это место, но будешь связан моими желаниями, пока я не освобожу тебя.

Фаон испуганно посмотрел на меня. Я что — собиралась сделать его рабом? На мой собственный манер — да.

— Ты отправишься в Митилену и соблазнишь мою дочь Клеиду. Ты останешься при ней, пока она не родит красавицу дочь. После этого ты привезешь ко мне Клеиду, ее дочку и моего внука и исчезнешь навсегда?

— И никогда больше не видеть тебя? Я этого не вынесу!

— Как-нибудь обойдешься. С помощью Афродиты.

— А что мне делать со всеми этими переписанными папирусами?

— Оставь их мне. Это самое малое, что ты мне должен.

— Но я люблю тебя. Люблю всем сердцем.

— Тогда докажи свою любовь покорностью.

Теперь Фаон понял, что выбора у него не осталось. Он сел в лодку и еще до захода солнца, подгоняемый ветром, отбыл в Митилену.

28. Родня

Злопамятство мне чуждо.

Добра я сердцем.

Сапфо

После того как Фаон уехал в Митилену, заявился мой брат. Харакс с годами подурнел. Он стал таким же дряблым, как его жена Родопис. И старым. Неужели я выглядела так же, как он? Я была старшей сестрой, но чувствовала себя моложе. Наверное, песни не дают стареть. А может, все дело в любви.

Афродита вдохнула горячее дыхание в мою жизнь и поддерживала в ней тепло.

АФРОДИТА: Вот что правда — то правда!

ЗЕВС: Ах ты, доверчивая душа!

АФРОДИТА: Почему доверчивая? Никто не может надолго ускользнуть из-под моей власти. Даже ты, отец, подвластен желаниям.

ЗЕВС: Если бы я взял тебя силой, ты была бы более сговорчивой и менее самоуверенной.

АФРОДИТА: Ты вызываешь у меня отвращение.

— Родопис просила меня прийти к тебе, сестра. Она сказала, чтобы я помог тебе всем, что будет в моих силах.

— Ну и ну, какие перемены!

— Ты недооцениваешь Родопис, Сапфо. Она повзрослела. Она уже больше не та Родопис, которую мы знали в Навкратисе. Теперь она порядочная женщина. Я думаю — сказывается мое влияние.

— Она явно выросла, — сказалая. — Вернее, раздалась.

— Это, наверно, после родов. Беременность не пошла ей на пользу. Со временем она станет прежней. Я уверен.

Я посмотрела на брата. Неужели боги отдали все мозги женщинам, а мужчинам не оставили ничего? Или, может быть, весь ум у них выходит через фаллос? Нет. Алкей был умен. Эзоп был умен. Даже Хирон был умен. Только вот мой брат весь свой ум пустил коту под хвост.

— Давай не будем говорить о твоей законной жене и о ребенке, которого она выкупила у какой-то рабыни, а сделала вид, что это плод ее нечистого чрева.

— Сапфо, это мой собственный любимый сын.

— Не хочу тебе лгать, Харакс. Честность добра. Это единственная известная нам доброта. Я буду чтить моего племянника, каким бы способом Родопис им ни обзавелась. Он моя родня. Как и ты. Ты знаешь, зачем я тебя вызвала?

— Нет.

— Давай вспомним твое рабство в Навкратисе много лет назад. Ты обещал быть моим вечным должником и, когда придет время, вернуть долг. Ты сдержишь слово или умрешь и отправишься прямиком в темную яму вместе с другими предателями?

Харакс смотрел на меня с недоумением. Но прошлое постепенно вернулось к нему. Мнемозина, богиня памяти, его таки нашла.

— Я помню, сестра. И что ты просишь?

— Отвези мою ученицу Дику в Митилену. Сделай это тайно. Никому не говори — даже твоей жене Родопис. Ты можешь это сделать?

— А если она начнет спрашивать?

— Будь сильным. Молчи. Сохрани хоть одну тайну в своей жизни. Ты мужчина или нет?

— Конечно, я мужчина!

— Тогда сделай хоть раз что-нибудь, не спрашивая ее разрешения. Я ведь была твоей сестрой еще до того, как она стала твоей женой. Помнишь, как мы играли в Эресе, когда были маленькие? Помнишь, у нас была такая игра: вот придут афиняне и обратят нас в рабство?

Харакс опустил голову. Он не мог смотреть мне в глаза.

— Помню, сестра.

— Тогда ради нашей преданности друг другу, нашего родства, ради всех богов отвези эту девушку к Артемисии, не говоря ничего Родопис.

— Хорошо, Сапфо.

— Ты клянешься священной честью нашего отца?

— Клянусь, Сапфо.

— Ты клянешься памятью нашей возлюбленной матери?

— Клянусь, сестра.

— Ты клянешься счастливой жизнью следующих поколений?

— Клянусь, Сапфо.

— Тогда вот что ты должен сделать.

После этого я подробно объяснила ему, как он должен доставить Дику в Митилену к Артемисии и заплатить за очищение ее чрева. Харакс смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Женские таинства несколько стесняли его. Он знал про Артемисию, но, естественно, никогда не бывал в ее внутреннем святилище, не искал ее совета и, как и многие мужчины считал ее ведьмой вроде Цирцеи.

Я догадалась, что у него на уме, благо задача эта была нетрудная.

— Она не ведьма, брат. Она просто жадная женщина, разбогатевшая на отчаянии других женщин. Она тебя не укусит.

— Я ее не боюсь, — возмутился он.

— Точно так же, как и своей жены, — улыбнулась я.

— Сапфо… не издевайся надо мной.

— Я разве издевалась над тобой, когда ты добровольно продался в рабство? Вроде бы нет. Но, я вижу, это ничему тебя не научило. Ты всегда будешь чьим-нибудь рабом… Если не врага, то какой-нибудь женщины. Ну же, Харакс, твоя добрая сестренка Сапфо спасет тебя.

Я обняла его и нежно поцеловала. Харакс уронил слезу, но тут же быстро отер уголок глаза.

— Ах, Сапфо, как я смогу тебя отблагодарить?

— Ты прекрасно знаешь как. Дай мне мою законную долю урожая. Пришли мне те оболы, что задолжал. Дай мне справедливый расчет. Разве я торговалась, когда освобождала тебя в Египте?

— Но Родопис говорит, что это она сохранила нашу виноторговлю, а потому ей причитается львиная доля! Она все тратит и тратит! Мне никогда на нее не хватает!

— Львиную долю! Жаль, нет здесь Эзопа — он бы сочинил из этого хорошую притчу. А ты? Кто ты — лев или мышь? Неужели ты променяешь сестру на свою шлюху? Многие мужчины так и поступали, но я думала, у тебя больше благородства. Теперь я вижу, что ошибалась.