Книга Не спи под инжировым деревом - Ширин Шафиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда давай сделаем так. Я уеду, устроюсь там, а когда станет ясно, что всё наладилось, – заберу тебя к себе. – Это было равноценно предложению руки и сердца, и это пугало сильнее, чем игра в смерть, которую затеяли мы с Ниязи.
Вернувшись домой, я узнал, что Зарифа и Бахрам подали заявление в загс. Ни мама, ни сама Зарифа не осчастливили меня, умершего, этой новостью, я понял, что произошло, из их разговора между собой.
– Не слишком ли вы поторопились? – спросил я как можно громче, от чего обе начали растерянно оглядывать комнату, то замечая меня, то снова упуская из виду.
– Странная у нас квартира, – задумчиво произнесла мама. – Кто умирает – все остаются. Я до сих пор иногда слышу его голос, – и она заплакала. Зарифа дала ей форы в полминуты, а потом тоже начала лить слёзы. От злости я долбанул кулаком по стеклу витрины с посудой. Стекло взорвалось, а из моей руки полилась кровь. Зато мама с Зарифой перестали плакать, вскочили, забегали, начали посылать друг друга за веником и совком.
– Эти призраки! – Мама с яростью размахивала веником, ещё больше разгоняя осколки по полу. – Надо опять позвать эту, как её там, Мехбару.
– Ты что? Она же в прошлый раз облажалась и вообще ничего не сделала, только деньги взяла! – Зарифа, потоптавшись на месте, влезла обратно на диван и принялась подравнивать пилочкой длинные ногти.
– Твой брат стоял рядом и говорил ей гадости, поэтому она не смогла… Он был такой… никому не доверял. – Мамины глаза снова наполнились слезами, а я заорал:
– Это ты никому не доверяешь, кроме всяких шарлатанов, у которых на лбу написано «шарлатан»!
– Самоубийцы никогда не успокаиваются, – продолжала рассуждать мама. – А если я захочу продать квартиру? Кто же её купит?
– Ну конечно, – язвительно произнёс я. – Что значит потеря сына по сравнению с невозможностью произвести выгодную куплю-продажу?
– Мне интересно, как они с Мануш поладят, – сказала Зарифа. – Думаю, он ей покажет, кто в доме хозяин. А вообще, мне лично неприятно, что мой брат вот так вот застрял здесь, и ни туда, ни сюда. Я спрошу Бахрама, он сможет помочь.
– Бедный мой мальчик, – снова начала причитать мама под моим возмущённым взглядом, продолжая энергично сгребать осколки в кучу. – У него в лице было что-то такое… Я всегда чувствовала, что потеряю его.
Что я мог сделать, кроме как пойти промывать и заклеивать свои раны?
В моей комнате меня поджидал ещё один сюрприз. Вся моя одежда исчезла без следа. Я был в ярости и долго, но безуспешно кричал, пытаясь выяснить, куда делись мои вещи. Ответ пришёл с неожиданной стороны. На мои крики из пустого шкафа вылезла Мануш и сообщила не без злорадства:
– Твоя мать всё собирала и несла мечеть.
К счастью, она сохранила диски с музыкой и наброски песен. Ноутбук я обнаружил в комнате Зарифы, откуда забрал его без зазрения совести и спрятал в укромное место.
До отъезда оставалась неделя.
Ночью Зарифа зашла в мою комнату, когда я мучился бессонницей, постояла возле моего стола и ушла, ничего не сказав. Я так и не понял, она скучала по мне или просто ходила во сне, причём ни первого, ни второго за ней никогда не наблюдалось. Ранним утром, когда мне удалось задремать, Сайка написала мне, чтобы я спустился вниз – сообразила, что если поднимется она, то у мамы могут возникнуть вопросы, ведь я как бы уже не жил здесь.
– Я тебе принесла вот, а то ты вчера сказал, что тебе нечего есть. – И она протянула мне тяжёлый и объёмный пакет, с кастрюлями, судя по всему. Я сердечно поблагодарил её, удивлённый такой самоотверженностью: обычно Сайку невозможно было заставить проснуться рано.
– Какие у тебя планы на сегодня? – спросила она, толсто намекая на свидание. В планах у меня было бродить по квартире, как привидение, и страдать, а потом, может быть, погулять по городу в одиночестве, прощаясь с любимыми местами, и я ответил:
– Буду занят подготовкой… Ну, ты понимаешь, документы, вещи и всё такое.
– На какое число у тебя билет?
Мне почему-то не хотелось ставить её в известность, и я замялся.
– Я… не помню. – Пусть уж лучше считает меня рассеянной до лёгкого безумия творческой личностью, чем змеёй подколодной, которой я, наверное, и являюсь. – Всё время забываю дату.
Зная меня уже три года, Сайка не особенно удивилась, только кивнула.
– Ну, ты мне скажи, я приеду тебя провожать, – смиренно попросила она, чмокнула меня в губы и пошла прочь.
По пути в квартиру я наткнулся на дядю Рауфа: он торчал на балконе перед своей входной дверью, держа в руках крысу, одетую в крошечную красную шлейку с поводком.
– Доброе утро, дядя Рауф! – рискнул я. Пусть даже он заболтает меня до полной отключки, всё равно хотелось узнать, что у него с этой крысой.
– А, салам-салам!
– Кто это у вас такой пушистый?
– А, это мой Джигярчик[27]. Я всех крыс отпускаю, а с этим мы подружились так, всё время у меня на руках сидеть хочет. Вот я ему поводок купил, чтобы не скучал без меня. И спит он со мной вместе. В постель его к себе беру.
– В постель – это опасно, – заботливо предостерёг я дядю Рауфа. – Животное маленькое, вы можете его случайно раздавить во сне.
– Да, но что поделать… А ты молодец, что моих крыс выпускал. Дурное это было дело. Они такие хорошие зверьки…
– А я уезжаю на днях. В Англию. Навсегда.
– Как так – навсегда? А как же Зохра и Зарифа? И невеста твоя?
– Еду работать, останусь там. Невесту заберу к себе, как устроюсь. Вы с мамой об этом не говорите только. Она не очень-то счастлива. Считает, что раз я уехал, то как будто умер.
– Нехорошо это – мать и сестру бросать, – завёлся было дядя Рауф, но я с недавно обретённой решительностью оборвал его словами:
– Я не должен быть несчастным только потому, что кому-то так будет спокойнее. До свидания.
Оставшиеся дни я посвятил экспериментам: ходил по местам, где мог с высокой долей вероятности встретить знакомых, и проверял, как они реагируют на меня. Удалось сделать кое-какие выводы. Все знакомые, осведомлённые о моей смерти через Facebook, видели меня, но принимали за другого, постороннего человека, так же как и друзья, изначально осведомлённые о шутке, но попавшие под влияние массового убеждения. Мама и Зарифа, очевидно, не могли ожидать увидеть постороннего человека у себя в доме, зато привыкли за годы жизни в обществе Мануш к призракам, так что, ощущая моё присутствие и слыша мои ремарки к своим разговорам, думали, что и я стал призраком. Сайка, чья любовь оказалась сильнее, чем я думал, продолжала узнавать меня, но и её восприятие реальности иногда искажалось под давлением всеобщего безумия, и тогда она терялась и начинала вести себя так, словно потеряла меня. И только три человека абсолютно верили в моё существование: наивный безумец дядя Рауф, Бахрам, высоко осознанный и видящий вещи такими, какие они есть, и Ниязи.