Книга Федюнинский - Сергей Михеенков

Против Федюнинского стоял 3-й танковый корпус СС, две дивизии СС — 11-я добровольческая танково-гренадерская дивизия «Нордланд» и 4-я полицейская гренадерская дивизия. Вдобавок ко всему, как сообщала разведка, сюда же направлялась из резерва 4-я добровольческая танковогренадерская бригада СС «Недерланд». С воздуха прикрывали две авиаполевые дивизии. Противник 2-й ударной армии достался достаточно опытный и серьезный. 3-й танковый корпус СС был сформирован в 1943 году в Баварии. Вошел в группу армий «Север», действовал в районе Ораниенбаума. Командовал корпусом обергруппенфюрер Феликс Штайнер, убежденный нацист, один из создателей войск СС. Участник польской и французской кампаний. Выходец из Восточной Пруссии. Когда фронт начал пятиться к прибалтийским землям, за которыми начинался его «фатерлянд», Штайнер будто с цепи сорвался. Постоянно бросал свои части и соединения в контратаки, изо всех сил пытаясь остановить движение русских на запад. Немного забегая вперед, скажу, что танковый корпус обергруппенфюрера Штайнера не успеет отступить из пределов Советского Союза и закончит свою эпопею в Курляндии, в «котле», который уже не сможет разорвать никакая сила. Сам Штайнер, к тому времени кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами, награжденный кроме всего прочего кольцом «Мертвая голова», будет командовать армейской группой «Штайнер»; во время штурма Берлина будет разбит стремительным ударом войск 1-го Украинского фронта и, понимая, что сил противостоять натиску русских у него нет, отдаст приказ своим офицерам и солдатам пробиваться на запад, чтобы сложить оружие перед союзниками. А пока, в начале 1944-го, под Ленинградом, имея под рукой сильный корпус, он дрался со всей яростью и надеждой победить.

* * *

Наступление 2-й ударной армии началось 14 января 1944 года. Главную мощь в артподготовке составляли корабельная и береговая артиллерия КБФ. Немецкую оборону обрабатывали своим огнем и береговые железнодорожные орудия калибра 406-мм, установленные на фортах Красная Горка и Серая Лошадь.

В 10.40 43-й стрелковый корпус пошел вперед. К полудню стрелковые батальоны заняли Гостилицы и несколько других населенных пунктов. Затем немцы пришли в себя и начали жестко контратаковать. Опорные пункты по несколько раз переходили из рук в руки.

За первые сутки ударная группировка армии продвинулась на глубину пять-шесть километров. На следующий день, 15 января, в наступление перешла 42-я армия. Теперь противнику стало гораздо трудней маневрировать резервами. 17 января Федюнинский приказал ввести в бой армейский резерв — танковую бригаду, самоходный полк, артиллерийско-пушечный полк, стрелковый полк и две саперные роты. Стрелки и саперы были посажены на грузовики и двигались за танками и самоходками не отставая. 18 января в бой вступил 108-й стрелковый корпус, который до этого тоже придерживался во втором эшелоне. Удар наращивался. Немецкая оборона затрещала, но контратаки продолжались с прежней яростью.

В один из дней наступления произошел неприятный случай.

Федюнинский с адъютантом, радиостанцией и автоматчиками охраны снова выехал вперед, на новый КП командира 43-го корпуса генерала А. И. Андреева[61]. В штабе армии сказали, что на новом КП корпуса все готово. Группа автоматчиков ехала впереди в отдельной машине. Молодые, надежные ребята, сибиряки. Сам отбирал их в ротах. Некоторые после ранений и госпиталей. Самый надежный народ. Федюнинский порой любовался ими, их молодостью, умением держать себя в любых обстоятельствах. Такие солдаты всегда были гордостью командиров.

Когда разыскали деревню, где должен был размещаться передовой КП командира 43-го корпуса, оказалось, что генерал Андреев еще в пути, а штабная изба не оборудована, так как все необходимое комкор вез с собой. В пустом кирпичном доме сидели комендант и несколько солдат. Солдаты возились у печи и никак не могли ее затопить. И тут к делу приступили его сибиряки. Быстро накололи дров, осмотрели печь, вытащили из дымохода кирпич, перекрывший тягу, и — загудела печь! Сразу стало теплее, уютнее. И не так уже раздражала нераспорядительность командира корпуса. В тепле можно было и подождать, отдохнуть от войны.

Федюнинский сидел у окна, посматривал на дорогу, на высотку, куда уходил проселок. Генерал Андреев со своим штабным обозом все не появлялся. Комендант ругал связистов за нерасторопность: генерал вот-вот прибудет, а связь еще не наведена.

Иногда командарм отрывался от окна, смотрел на своих автоматчиков. Лица веселые, но все уже усталые, как будто даже постаревшие. Устали ребята от войны. Некоторые уже вздремнули, привалившись к белому боку печи и обняв свои автоматы. Небось, снятся мамкины пироги да девчата. Генерал и сам вдруг потерялся в сладкой детской мечте: вот оказаться бы сейчас в родном Гилеве на берегу Кармака с удочкой…

Снова посмотрел в окно. Высотка и дорога, уходящая к ней, по-прежнему оставались безлюдными. Начал сочинять письмо жене, складывать строчку за строчкой…

А дальше произошло то, что, пожалуй, каждый солдат пережил на фронте и что всех их, фронтовиков, и простого рядового, и генерала, так крепко роднит — в одно мгновение судьба поставила их между жизнью и смертью, или — или…

«И вдруг, — вспоминал Федюнинский, — я увидел, что, огибая эту высотку, к дому движутся двенадцать танков, а за ними спешит пехота — человек около ста. Когда танки подошли ближе, стало ясно, что это фашистские машины с черно-желтыми крестами на боку.

Что делать? Отходить некуда — дом стоит на открытом месте. Начнем перебегать к лесу — фашисты всех положат пулеметным огнем, да от танков и не убежишь. Осталось одно — защищаться до последнего.

В доме нас было четырнадцать: шесть автоматчиков, два шофера, два радиста, шифровальщик, комендант, мой адъютант Рожков и я. Положение создалось не из веселых: соотношение сил было явно не в нашу пользу.

Я приказал всем встать у окон, проверить оружие, подготовить гранаты, которых у нас нашлось около десятка.

Помню, не страх, а злость и досаду испытывал я в те минуты. Очень уж глупым казалось погибнуть вот так, в результате нелепой случайности и собственной беспечности.