Книга Пойма - Джо Р. Лансдейл

Потому ли, что он хотел нам помочь, или просто оказался там случайно и перепугался? Этого уже никак не выяснить. Подумать только, всё это время бедняга Телли жил в лесу, а знал об этом один лишь его отец — и держал это в секрете, только для того, чтобы народ оставил парня в покое и не пользовался его слабоумием.

В конечном итоге помню в основном только то, как я два дня спустя лежал в нашей бывшей комнате, которая стала теперь бабушкиной комнатой, залечивал израненную занозами ногу, размышлял о том, что чуть было не случилось с сестрой, и пытался вернуть себе силы.

Ближайшие два дня мама всё время проводила рядом с нами, покидая нас только на время варки супа. По ночам с нами сидел папа. Чуть только я просыпался в испуге, думая, что я всё ещё там, на Шатучем мосту, он оказывался рядом, улыбался, протягивал руку, гладил мне лоб, а я ложился и снова мирно засыпал.

В дневное время он разобрал одну из стен амбара и досками заколотил веранду. Сказал, что никогда не будет чувствовать полную безопасность, если кто-нибудь снова станет там спать. Я скучал по старой доброй веранде, но понимал, что он всё правильно сделал. Всё равно я на ней больше не ложился, потому что попросту глаз не мог сомкнуть.

Лишь чуть ли не через два года убрал он эти доски, снятые с амбара.

На протяжении ряда лет, слыша слово тут, слово там, впоследствии мы узнали, что случались и другие убийства, похожие на те, что были в наших краях, от Арканзаса до самой Оклахомы и некоторых местностей на севере Техаса. В те годы, однако, никто не возлагал вину за них на одного и того же человека. По тем временам закон просто не мыслил в таких понятиях. Неизвестна ещё была истинная природа серийных убийц.

А теперь они, эти далёкие события тридцатых годов, давным-давно уже в прошлом.

Эпилог

Позволю себе небольшое отступление. Где-то через шесть месяцев после завершения всех этих событий какой-то охотник, папин знакомый по имени Джимми Сент-Джон, обнаружил в лесу нечто странное. Что интересно, случилось это поблизости от того места, где отыскали брошенный автомобиль Рыжего, но найти то, что нашёл он, можно было одним-единственным способом: во время охоты на енотов Джимми обронил фонарик, слез по береговому откосу туда, куда фонарик упал, и вот оттуда-то, если задрать голову и глянуть в просвет между деревьями, и можно было углядеть то, что углядел он.

Выглядела эта штуковина как смоляное чучело — человекоподобная фигура, густо намазанная дёгтем, свешивалась с верёвки, привязанной к ветке над самой водой.

На другой день он сообщил о своей находке папе, и папа поехал посмотреть. Тогда я ещё не знал всех подробностей, но за прошедшие годы разрозненные кусочки сложились в единую картину.

Это был труп, покрытый толстым слоем смолы; глаза были открыты, но, конечно, уже исчезли, остались только пустые глазницы, в которых кишели насекомые; в обмазанную дёгтем шею глубоко врезалась верёвочная петля, а другой конец верёвки крепился вокруг ветки. Как говорил папа, было видно, что человек этот перебросил верёвку через сук, обвязал вокруг шеи и прыгнул с берега. Говорил, что ему любопытно: каково это — решиться на такой поступок, да ещё проделать его таким затейливым образом.

Похоже, в самые тяжкие часы папа и сам подумывал о смерти, но чтобы вот так, уединённо и странно…

Там же нашлись две громадные железные бочки с дёгтем, и лежали они в месте, где горел когда-то костёр, а теперь не осталось ничего, кроме потускневшего серого пепла. Бочки почернели, крышки были с них сняты, а рядом обнаружилась плоская деревяшка, выпачканная всё тем же веществом.

Папа определил, что человек расплавил дёготь, а затем по собственной воле сам себя обмазал этой обжигающе-горячей массой, влез головой в петлю и повис над рекой.

Успев уже проникнуться доверием к доктору Тинну, папа отвёз труп к нему на осмотр, а тот, как смог, постарался очистить тело. Изрядная часть плоти благодаря слою дёгтя осталась в сохранности, так что, когда его свели при помощи растворителя для красок и всего такого, легко можно стало различить на одной из рук ряд самопальных наколок — список женских имён. Я так и не спросил у папы, в самом ли деле в этом списке значилось и мамино имя, но некоторые подозрения у меня таки были.

А через всю грудь шла свежая грубая татуировка: «НИГГЕР».

Папа связал все имеющиеся факты вот каким образом. Рыжий любил мисс Мэгги, как родную мать, но когда открылось, что она и есть его мать, то выпал из колеи, потерял своё привычное место в этом мире. Он больше не был добросердечным белым, приглядывающим за бедной чернокожей старушкой, он сам оказался цветным. Потом попытался отвести беду от Моуза, своего отца, а когда ничего не вышло и он решил, что остался на бобах, то поехал к мисс Мэгги. Может, подумал, будто она скажет, что это всё только шутка или что-нибудь в этом роде. Как знать? Или, может, Рыжий решил избавиться от единственного человека, который, насколько ему было известно, знал, что он не белый.

Опять-таки, мы этого уже никогда не узнаем. Но, видимо, груз собственного происхождения и собственных поступков заставил его в порядке самоистязания выбить на груди эту грубую татуровку, облиться горячим дёгтем и обречь себя на медленную смерть от удушья.

А может быть, это Клан постарался. После того как оказалось, что Рыжий из цветных, а всю его руку покрывает где-то с десяток имён белых женщин. Или потому, что там узнали, что Рыжий пытался спасти Моуза.

Точно это уже не установишь. Такая уж она, наша жизнь. В ней всё не как в бабушкиных детективах. Не всегда все детали гладко сходятся друг с другом.

Вот, скажем, та треклятая картинка из развалюхи Моуза, заштрихованная карандашом.

Что это было?

Мог ли это сделать Моуз?

Не было у него фотографии сына, вот и изготовил себе его изображение, чтобы вставить в рамку вместе с давно ушедшей женой? Просто чтобы напоминало, что у него есть сын?

Но может быть, это Сесиль её туда вставил?

Ему же нравилось засовывать в трупы все эти скрученные в трубочку обрывки газет, и опять же, зачем-то он развесил в зарослях картинки из «Сирса и Робака». Оставлял их в телах своих жертв. Может, он полагал Моуза тоже в каком-то смысле своей жертвой — человеком, наказанным за его преступление? Ну не было возможности вложить бумажку прямо в труп, вот он и оставил её в хижине?

И что было на тех, других листках бумаги? Фотографии женщин? Обвинял ли он эти картинки в том, на что они его толкают? На блуд и смертоубийство?

Некоторое время, пока его не хватил удар, здесь у нас в приюте жил один отставной психиатр, и вот я пересказал ему всю эту историю и спросил насчёт этих клочков бумаги. Чёткого ответа он не дал, но предположил, что это могли быть газетные вырезки, в которых говорилось о женщинах. Или, может быть, о преступлениях, где женщины были как-то замешаны.

Сказал, что это может быть много чего, но ни одна из его догадок по-настоящему не разрешила вопроса.