Книга Мать железного дракона - Майкл Суэнвик

Медленно-медленно король начал закрывать глаза. Кошка вдруг поняла, что снова владеет своим телом. По ее щекам все еще текли слезы Хелен. Не обращая на них внимания, под действием порыва она воскликнула:

– Эй! А как же я?

Глаза уже почти закрылись, оставались лишь две узенькие щелки, и сквозь эти щелки король Градлон взглянул на нее. А потом с оскорбительным безразличием опустил веки.

Суд окончился, приговор был вынесен. Осталось вытерпеть лишь одно последнее действо. Жители Иса, тихие и немигающие, будто совы, таращились на Дахут, пока та открывала сумочку и доставала оттуда Хольмдельский Рог. Рог неярко светился у нее в руках. Дахут передала артефакт Финголфинроду, а тот – принцу Бентосу.

Принц уставился на Рог в своих руках, лицо его напоминало маску. Потом он поднес Рог к губам, запрокинул голову.

И дунул.

Много позже Кошка пыталась ухватить за хвост воспоминания о музыке, которую Бентос сыграл на Хольмдельском Роге. Музыка потрясла ее, это Кошка знала наверняка. Но ни единой ноты не задержалось в памяти, все улетучилось через миг после того, как смолкли звуки. Кошка помнила лишь то, что последовало за музыкой.

Перед глазами все поплыло. Кошка была ошарашена звуками Рога, но уже через мгновение поняла, что это ей не кажется, а происходит на самом деле. Шатались небоскребы, плясала под ногами земля. Из ниоткуда раздался бесконечный оглушительный стон, словно терлись друг о друга тектонические плиты. От здания оторвался балкон и, переворачиваясь и сбрасывая зевак, поплыл вниз на улицу. Полетела плитка. Взорвались окна, усыпав стоявших внизу стеклянными осколками, будто снегом. Все происходило неестественно медленно. Вот рухнула несущая стена многоэтажки. Прыснули рыбы. Сидевших на крышах и карнизах горожан смело с насестов, и они осенними листьями закружились над головой, подхваченные взбесившимися течениями.

А потом вода вскипела чернотой. Вверх устремились тучи пузырьков, и Кошка перестала видеть. Теперь она только слышала: как рвется металл, как разлетается вдребезги камень, как падают дома, и – на самой грани слышимости! – как кричат умирающие. Пока наконец весь этот грохот, стоны и звон не слились в единый непомерный рев и океан невозопил.

Ослепшую, перепуганную Кошку хлестало течением, и в тщетной надежде удержаться она ухватилась за ногу короля Градлона. Живот скрутило, будто весь город превратился в гигантский лифт, несущийся вверх на страшной скорости, все быстрее, быстрее. Потом вокруг вспенились черные пузырящиеся воды, и она отключилась.

Вероятно, произойдет агон, или состязание, или борьба, поскольку Лето сражается с Зимой, Жизнь – со Смертью, Новый год – со Старым. Трагедия должна быть трагичной, в ней должен быть пафос, потому что Зима, Старый год должны умереть.

Джейн Эллен Харрисон. Древнее искусство и ритуал

Даже если пропало все, что было в жизни любимого и дорогого, сама жизнь продолжается. Во всяком случае, это Кошка поняла на следующее утро, когда очнулась на песчаном пляже на берегу покрытого рябью залива Грез между полосой прибоя и только что возвращенным земле Исом. По тусклым серым волнам плыл один-единственный кораблик, казавшийся издалека очень маленьким. Возможно, он на всех парах мчался сюда, чтобы посмотреть на внезапно появившийся на ранее необитаемом побережье город. А может, и нет. Точно и не скажешь. Кошка повернулась к океану спиной и только сейчас увидела всю мощь разрушительного воздействия веков, которые время, из-за могучих чар столь долго не властное над Исом, наконец вернуло морскому городу Дахут.

В прострации Кошка бродила по заваленным обломками улицам промеж лишившихся крыш домов и заржавленных полуоплавленных балок, составлявших скелеты небоскребов. В Исе пахло сухопутной гнилью, морскими водорослями и прелью. Повсюду была смерть: вместе с городом на поверхность поднялись многочисленные рыбы, водоросли и прочие морские обитатели – и оказались там, где выжить не могли. К счастью, городских жителей унесло потоком нахлынувшей спустя столько лет разрушительной мощи, и от них остался лишь прах.

Все было серым. Повсюду воняло.

Кошку охватила страшная меланхолия. Бродить среди руин – это романтично, но только если не помнишь, как все выглядело раньше, как здесь жили. Вчерашний Ис был городом-сомнамбулой. Сегодняшний стал кадавром.

– Совершенно не понимаю, чем это лучше подводного существования.

– Смысл был не в том, чтобы улучшить ситуацию, но в том, чтобы свершилось правосудие, – ответила Хелен. – В том числе и поэтому я никогда всерьез не рассматривала карьеру юриста.

Город накрыло неестественной тишиной. Ветер стих, молчали птицы. Только мерно шумел прибой да туго вибрировали над руинами домов и рухнувшими башнями отзвуки свершившегося здесь волшебства, словно прозвонил огромный колокол, звук которого растаял и больше не воспринимается ухом, но тело еще ощущает дрожь. Когда пройдет безмолвие, сюда вернутся земные и воздушные твари, понабегут подивиться туристы. Но сейчас это место принадлежало лишь Кошке и Хелен.

По улицам, названия и расположение которых Кошка так хорошо знала, они вышли на площадь Градлона. От давшего ей имя короля остались лишь подножие гранитного трона и две каменные ноги. На мостовой перед ними лежал выцветший скелет морского змея, бережно свернувшийся кольцом вокруг двух обнимающихся двуногих скелетов.

Бентос, принц Океануса, младший сын Лира из рода Понта.

Дахут мерк-Градлон, наследница, защитница и губительница Иса.

И Финголфинрод.

Кошка опустилась на колени, но лишь потому, что знала: так следует сделать. Странным образом она совершенно не ощущала горя. «Что же я за чудовище такое, – подумала Кошка, – потеряла брата и ничегошеньки не чувствую?» А потом внутри что-то лопнуло, и ничто стало всем. На нее обрушилась вся скорбь мира, и она, запрокинув голову, завыла. Из реальности вырвали кусок, и Кошке казалось, что эту дыру никогда не удастся залатать.

Когда прошло достаточно времени и она снова смогла говорить, Кошка объявила:

– Вся моя радость умерла. Никогда больше я не буду смеяться.

Хелен мудро промолчала.

– Нужно что-то сделать с останками. Можно, наверное, каирн сложить. Камней тут, видит Богиня, предостаточно, но мне кажется, каирн будет смотреться очень жалко. – Кошка представила себе гору из битой плитки и обломков кирпичей и бордюров, над которой будет возвышаться Ис, превратившийся после смерти в надгробие в стиле Пиранези[143]. – Остается погребальный костер.

– А с Рогом что? – спросила Хелен.

Охваченная горем Кошка Хольмдельский Рог и не заметила. А Рог лежал среди костей – золотистый снаружи, кремово-розовый изнутри; разрушения, которые он навлек на город, его совершенно не коснулись.