Книга Рузвельт - Дилан Лост

— Это, наверно, больно.

— В целом, не очень приятно. Как игрушке Фёрби, которую размозжили под гидравлическим прессом.

Артур взял мою руку в свою и осторожно поцеловал царапины, оставшиеся после буйства Тони и ее новорожденных котят. Затем поцеловал все пальцы, даже в тех местах, где они были перемотаны разноцветными пластырями.

Его губы шли дальше по внутренней стороне запястья до самых ключиц, поднимались к горлу и линии челюсти.

Эти поцелуи говорили со мной, давали обещание.

Я люблю тебя, Рузвельт. Люблю твои самые маленькие ранки, твои самые большие шрамы, страхи и кошмары. Я буду любить тебя, пока они болят. Любить, когда полностью заживут.

Любить.

— Это все правда, Даунтаун? Это все по-настоящему?

Я просто не могла поверить.

Артур долго смотрел на меня. Затем коснулся губами моего лба и прижал к своей груди.

— Ты не одна сходишь с ума, Тэдди, поверь. Я никогда ничего подобного не чувствовал. Никогда и ни с кем.

Мы просидели единым целым неподвижно довольно долго, пока не услышали музыку, раздающуюся со двора.

— Пойдем, — сказала я Артуру. — Пора попрощаться со старым другом.

Мы вышли на переднюю лужайку дома, где из грузовика Чарли раздавалась песня Майкла Джексона.

— Ты знаешь, что делать, медвежонок! — прокричал Хайд с водительского сиденья, прибавляя громкость до упора.

Сегодня был грустный день. Мы прощались с членом семьи.

Наш старый пикап «Шевроле» девяносто первого года выпуска с кузовом цвета «красный гранат» доживал последние дни на этой улице, прежде чем превратится в историю.

Незабываемую историю. Ведь на этом пикапе Чарли забрал меня из приюта и на нем же привез в этот дом. Чарли возил нас с Джулианом в школу, на рыбалку и катал ночью вокруг квартала, чтобы мы успокоились и уснули.

Бедный автомобиль пару лет назад стойко стерпел все мои провальные попытки научиться водить машину. В салоне Джек вечно проливал пиво и курил, на кузове было провезено бесчисленное количество досок, кирпичей, шин, покрышек и автомобильных деталей.

Пикап был большой частью нашей жизни.

Играла песня «Black or White», она всегда создавала особенное настроение.

— Это моя песня, детка! — отец показался из гаража, где последнее время безвылазно сидит днями напролет, и пошел к нам.

А мы уже вовсю подпевали словам и двигались в такт музыке. И Чарли присоединился, умудряясь без капли грусти смотреть на пикап.

Только Даунтаун неловко озирался вокруг и переминался с ноги на ногу, возможно, неготовый к такому бесцеремонному отношению к наследию поп-короля.

Мало кого волновал смущенный Артур, все были полностью отданы ритму. Поэтому я прошла к нему и взяла за руку, чтобы вывести в группу танцующих, как он делал это на вечеринке в честь Дня независимости.

Девиз сегодняшнего дня снизошел до нас словами Майкла Джексона.

«Неважно».

Неважно, черный или белый.

Неважно, старый пикап или навороченный мустанг.

Неважно, венок из полевых ромашек или огромный букет роз.

Мы танцуем, чтобы почтить память друга, с которым многие годы разделяли горе и радость, и сломанные двигатели. Мы заканчиваем его историю праздником.

Все остальное — неважно.

Артур хореографическим движением развернулся вокруг своей оси, постепенно приобщаясь к нашему танцевальному психозу.

Может, и к лучшему, что Брайтоны съехали. Мы так несносно подпевали, что ничем хорошим этот день не закончился бы.

И все же.

Прощай, пикап с кузовом цвета «красный гранат». Ты был суровым бунтарем, сорвиголовой, героем, единственным в своем роде.

Настоящим Картером.

Примечания к главе:

(*) «Comprendre?» (cфранц.) — «понятно?»

(*) «Корона»— исторический телесериал о правлении королевы Елизаветы II, вышедший на «Netflix» в 2016-ом году.

Глава 21

Когда я попросила у Рави отгул, он схватился за сердце, разыгрывая приступ.

Тут действительно было, чему удивиться. Я раньше никогда не брала отгулы. Бывало, мне приходилось вымаливать дополнительные смены или подменять нашего доставщика, чтобы подзаработать лишних деньжат. Бури, оползни, потопы или конец света — мне было без разницы, я работала всегда. И с удовольствием работала бы дальше, лишь бы не проходить каждый день все круги ада, устроенного Хайдом.

К не-выпускному-баллу Артура из-за моего взбалмошного друга пришлось готовиться довольно основательно, просчитывая каждую мелочь. Я вынюхала около пяти тысяч пробников цветочных духов, перепробовала все существующие марки дезодорантов, не оставляющих пятен на одежде, и моя прическа вечно скакала вверх-вниз, пытаясь ответить на самый древний вопрос мироздания: волосы лучше собрать или распустить?

Процесс мог быть почти очаровательным, если бы Хайд резко не превратился в тираншу Миранду Пристли из «Дьявол носит Prada». Сейчас он с задумчивым видом смотрел на меня, как сапер на разноцветные проводочки бомбы, которую предстоит обезвредить.

— Говорю вам, мой талант просто прозябает в этой глуши. Я мог бы готовить моделей к показу «Виктории Сикрет». А в итоге где я?

— Чертова «Кинсианьера», — усталым хором повторили мы с Карой.

Хайд настаивал на том, чтобы я пила огуречную воду, делала по два подхода приседаний утром и вечером и по два часа в день тренировалась ходить на шпильках. Я замучалась до кожного зуда и коликов в печенке. Натерла мозоли везде, где только можно. Но все-таки не выкинула паршивца из окна. Потому что Хайд — волшебник. Хайд — золотая антилопа в мире барахолок и третьесортных секонд-хендов.

Он сотворил со мной чудо.

Я крутилась возле зеркала, понимая, что выгляжу странно. В хорошем смысле этого слова. Мои мешки и синяки под глазами убрала волшебная вещь под названием «консиллер». Никогда не видевшие света скулы выделил какой-то непонятный «контуринг». В один прекрасный момент момент косметики на мне оказалось больше, чем одежды. Тушь, подведённые глаза, блестящие тени. И, святой боже, красная помада.

Но самое главное — платье. Лучшее платье на свете, которое в своём затхлом магазинчике продавала бывшая звезда Бродвея Сильвия Пакстон.

Актриса из Сильвии, может, была и некудышная (ей удалось сыграть лишь «девушку с балкона № 2» в мюзикле «Бульвар Сансет» в девяносто четвёртом году) но гардероб у неё был просто потрясающий. Хайд торговался за это нежно-розовое платье в стиле старого Голливуда до посинения и в итоге урвал за полцены. Оно почти доставало до пола, а сверху было обшито стразами и перламутровыми полубусинками.