Книга Бесы в красной гостиной - Валентин Логунов

На этой встрече Руцкой поведал о том, что создает движение патриотов «Держава» и пригласил к сотрудничеству. Я был не у дел и охотно согласился. Сразу предложил ему организовать поездку и встречу с избирателями в Читинской области. Поездка в Читу, а особенно в Краснокаменск (город, где добывают уран), многотысячные митинги на центральной площади в Чите, в Краснокаменске вдохновили его. Позднее, когда станет губернатором в Курской области, он перетянет из Забайкалья двух или трех человек и назначит их своими заместителями.

На тех выборах я был первым в списке «Державы» по Читинской области, но за день до выборов в областной избирком пришла телеграмма из московского штаба «Державы»: фамилия моя исключалась из списка. Ночью позвонил Руцкому, спрашиваю: что случилось, почему? Он сослался на то, что был в командировке, и решение принято без его участия и ведома. Может быть, и так. Во всяком случае, начальник штаба, которого Александр Владимирович позаимствовал у Жириновского, был после выборов обвинен в неудаче и изгнан. Злые языки утверждали, что он кое-что позаимствовал из избирательной казны.

Время на переломе эпох и коренных изменений в государстве и обществе выдвигает разных людей, в том числе и тех, кто по своим качествам никак не готов к ответственной миссии. Александр Руцкой – один из них. Он и в решающие дни и часы противостояния парламента и президента вел себя не как политик, а как профессиональный военный, для которого не существовал вопрос, как надо поступать. Штурмовики на крыло! Бреющий полет над резиденцией президента! Хасбулатов позднее признал, что зря доверился генералам, в том числе и Руцкому.

Репрессии узаконены указом

Пункт 11 указа «О поэтапной конституционной реформе» повелевал правительству «принять в свое ведение все организации и учреждения, подведомственные Верховному совету (гаражи, здания, базы отдыха, государственные дачи и пр. – Авт.), осуществить правопреемство в отношении полномочий Верховного совета как учредителя во всех сферах (сюда попали «Российская газета», «Юридическая газета России», журнал «Народный депутат», телевизионная программа «РТВ-Парламент», издательство «Известия Советов народных депутатов Российской Федерации» – Авт.).

Через неделю после сожжения Белого дома атака на свободу слова приняла массовый характер как в Москве, так и в регионах страны. Только в столице было прекращено издание пятнадцати газет: «День», «Газета духовной оппозиции», «Народная правда, «Русское дело», «Русское воскресенье», «Русские ведомости», «Русский пульс», «Русский порядок», «За Русь», «Наш марш», «Националист», «Русское слово», «Московский трактор», «Русский союз», «К топору». Против них возбуждены уголовные дела. Всем им предъявлено обвинение в том, что «содержание их материалов в значительной мере способствовало дестабилизации обстановки во время массовых беспорядков в Москве в конце сентября – начале октября 1993 года». Освобождены от должностей главные редакторы «Правды» и «Советской России». Этим газетам предписано пройти перерегистрацию, после чего, возможно, разрешат выход изданий, но под другими названиями. Как видим – полный «разгул демократии».

В этих условиях «Российской газете» (если следовать закону о средствах массовой информации. – Авт.) в связи с «исчезновением» учредителя – Верховного совета – представилась возможность выбора, с кем пойти, или вообще ни к кому не примыкать. Редакция этой возможностью попыталась воспользоваться: подали заявку на учредительство газеты коллективом редакции (в полном соответствии с действующим законом. – Авт.). Министерство печати незаконно отказало в этом. Отказ был обжалован в различных судах, однако и суды (надо понимать их положение) не поддержали газету.

Указ, напомним, был подписан во вторник 21 сентября в 20 часов вечера. Так что в редакции он оказался утром в среду 22 сентября. Естественно, центральной темой номера за четверг 23 сентября стал указ номер 1400 и комментарии к нему, оценки. Ярче всего оценка выражена в «шапке» (газетный сленг. – Авт.) первой полосы: «Президент растоптал Конституцию». Восьмисотый и последний номер газеты в старом качестве вышел и миллионным тиражом поступил читателям во все регионы России.

Запретили издание в тот же четверг 23 сентября, когда верстался номер на пятницу 24 сентября. Около четырех часов дня позвонил директор издательства «Пресса» Леонтьев и сообщил, что получил распоряжение из Минпечати газету не печатать. Я попросил уточнить, кто именно дал распоряжение. Ответ: Цабрия, в то время исполняющий обязанности министра. Но, как говорится, ежу было понятно, кто на самом деле принял это решение. Позвонил тогдашнему главному редактору «Правды» Селезневу («Правду» запретят 13 октября. – Авт.) и попросил разместить сообщение об этом и ряд материалов в текущем номере «Правды». Он задержал подписание номера в печать, журналисты за полчаса подготовили страницу. Так страна узнала о незаконных действиях в отношении «Российской газеты».

Запрет на издание «Российской газеты» действовал в течение всего времени от принятия указа до расстрела парламента. Но коллектив редакции работал, правда, уже в режиме информационного агентства. Тогда все отделы редакции были оснащены факсами, по тем временам редкой оргтехникой, и подготовленные журналистами полосы рассылали по областным газетам. Технической работой и днями и ночами занималась Лена Алешкина. Большинство областных газет охотно печатали наши материалы; позже много приходило писем от редакторов областных газет с приложением спецвыпусков, подготовленных нашими журналистами.

А вот московские центральные газеты замалчивали факт закрытия «Российской». Из кабинета главного редактора фактически не выходили зарубежные журналисты и телевизионщики – и ни одного отечественного. Как-то позвонил корреспондент «Российского радио» (к сожалению, забыл фамилию) и пригласил в открытый эфир. При этом предупредил, что надо пройти в студию с «черного» хода. Я пришел, он задал два-три вопроса, я ответил и помчался к себе, чтобы послушать (наши здания рядом). Включаю радиоприемник – ничего нет. Позднее молодой человек позвонил и сказал, что его выдали, донесли тогдашнему руководителю российского ТВ и радио Олегу Попцову. У меня почему-то еще не отключили спецсвязь, по «вертушке» позвонил ему. Олег, говорю, почему бы тебе не пригласить меня в студию, я поразмышлял бы о демократии, о свободе печати. На мне тщательно отглаженная рубашка, модный галстук, я прекрасно выгляжу, и мне есть что сказать. Пригласи. Я рад, что у тебя такое настроение, ответил Попцов, но все давно сверстано. Ну, ты хоть пощади парня, попросил я. Такие вещи не прощаются, ответил Попцов и положил трубку.

До этого раза два-три привозили фельдъегеря распоряжения об освобождении главного редактора: из министерства печати, правительства. Это было и смешно, и грустно. Ну, какое право имеет министерство распоряжаться кадрами газеты, учредителем которой является Верховный совет? Равно такого права не имело и правительство. Неконституционность указа подтвердил Конституционный суд России. Поэтому оставалось одно: игнорировать приказы и распоряжения. К тому же состоялось общее собрание коллектива, которое единогласно (при одном воздержавшемся) подтвердило полномочия главного редактора.