Книга Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников

— Задумались, — пробормотал Черемисинов. — Ну а дальше-то что?

— Тебе же ясно сказано: за пивом, — толкнула его Катя.

— Тут уж за водкой надо, — усмехнулся Толбуев. — Но вот таков научный ответ на вопрос, почему исчезли этруски, и почему это стало необратимо. Вовсе не потому, что русские были такие «добрые». Просто они, как англичане в Африке были «культурнее». Жили не сплошь на местности, а в выделенных городских анклавах. Что в перспективе и предопределило их обреченность. Но Европа, вероятно, также обречена. То же относится и к Израилю, окруженному арабами. И к США. И к современной России, к несчастью. Никакие преграды не смогут остановить проникновение, закрепление и изгнание мигрантами коренного населения с уже освоенных территорий. А властям только того и надо — сменить старый народ на «новый», более удобный и покладистый. Но покладистым он будет только до поры до времени. А потом и власть эту растопчет. Да еще с особой жестокостью, уж поверьте моему слову.

— Все, пошли рысью, сеанс окончен! — вскочил со стула Черемисинов, глядя на вставшую в дверях грозную Марфу Посадницу. С орудием возмездия на плече.

— Да куда же вы? — ласково бросил им вслед Матвей Яковлевич. Но гостей было уже не остановить.

Однако, выскочив вместе с остальными из флигеля и сделав несколько шагов, Велемир Радомирович вдруг остановился. Вспомнил, что ему обязательно нужно задать Ферапонтову еще один вопрос.

— Вы как хотите, но я на минутку вернусь, — произнес он. — А если погибну, как астронавт, то считайте, ради всего космоса.

Иван не успел его остановить, но пошел за ним. В горнице, протиснувшись мимо все еще застывшей в дверях Марфы Посадницы, Велемир Радомирович произнес:

— Вы уж извините, Матвей Яковлевич, но только одно. Напоследок. Второго числа при нашем знакомстве вы сказали, что иконы являются и исчезают и ждут своего часа. Фраза мудрая, метафизическая. Сакральная даже. И многообещающая в каком-то смысле. И я хочу задать вам напрямую такой вопрос. Ваша бабка Прасковья Ферапонтова никогда не говорила вам, не намекала, где может быть до сих пор укрыта Иерусалимская икона? Или еще «час» не выпал?

— Ого! — удивился хозяин. — А вы время в Москве даром не теряли. Ну что ж, отвечу вам так. Тоже несколько иносказательно, а вы уж сами думайте. Где хранится память? В голове. Память — субстанция духовная. К иконе это тоже приложимо. А голова — это кладбище мыслей. Вот пока и все на этом. А теперь мне спать пора, я перед обедом подремываю. Марфушка об этом знает, не злите ее больше.

И Велемиру Радомировичу с Иваном пришлось удалиться. По улице до гостиницы Толбуев шел молча. И только перед самым входом спросил, словно бы задав этот вопрос себе:

— Ну и что значат его слова?

Иван пожал плечами, а Катя с Черемисиновым и вовсе не имели представления, о чем речь.

— И Ирина Сажэ эта куда-то подевалась, — продолжал недоумевать Велемир Радомирович. — И пожары кругом. И белая вдова исчезла. Да еще язычник этот тумана подпускает. Нет, только водку! И как можно скорее.

Определившись с ближайшими планами, Черемисинова снарядили в «Хилендар». А сами стали подниматься в номер к Толбуеву. Но в коридоре путь им преградила многодетная женщина-гренадер. Правда, без своих спящих днем отпрысков. Зато за спиной ее маячил, то высовываясь, то прячась обратно, какой-то тощий и невзрачный мужичонка. Да еще с подбитым глазом. Альма даже облаяла его с перепугу.

А мать-героиня прямо так и бросилась на Велемира Радомировича, едва не раздавив его в своих объятиях. При этом повторяла одно и то же:

— Спасибо! Вот уж спасибо! Спасибо вам! Вашему другу спасибо!

Толбуеву с помощью Ивана с большим трудом удалось вырваться из борцовской хватки. Он-то поначалу решил, что его придушить хотят. За какие-то всплывшие вдруг грехи. Но к рождению ее детей он был непричастен.

— Что это на вас нашло, Елизавета Петровна? — озадаченно спросил Велемир Радомирович.

— Спасибо, спасибо! Вот он, вот! Вот мой Саша! — и усатая гусар-девица вытолкнула вперед мужичонка.

— Ах, да, — пояснила Катя. — Привезли сегодня ее мужа. В полицейской мотоциклетке. А все благодаря Марку Ивановичу. Это она его еще вчера днем попросила помочь в розысках, как узнала, что твой друг — следователь.

— Быстро сработал, — сказал Толбуев. — Но он такой. А где нашли-то?

— Да в Вичуге. До Москвы, куда ему было надо по делам соцзащиты, так и не добрался. А встретил в Вичуге дружков и два месяца они сверхурочно квасили без перерыва на обед и выходные. Все до трусов пропили. А я ей говорила, что он где-то рядышком.

— Ну, вот и славно, что все так разрешилось, — отозвался Велемир Радомирович. — Теперь пусть отдохнет немного, отпарится, — ах, да, баньки-то больше нет, — и надо опять снаряжать в Москву. Или уж сразу в Вичугу.

Он пожал Александру руку, одобрительно похлопал по плечу и оставил семейную пару в коридоре. А минут через пять вернулся Черемисинов. Пока пили и закусывали, Велемир Радомирович постоянно думал о загадочных словах Ферапонтова. Прокручивал их и так, и этак, но ключика к замку подобрать не мог. «Память хранится в голове. Это субстанция духовная. Икона тоже. А голова — кладбище мыслей». Что бы все это могло значить? Вот чертов язычник!

— Ты-то что думаешь? — спросил он Ивана. Тот сообразил, что имеет в виду Толбуев.

— Ясно одно: ничего не ясно.

— Какая глубокая мысль.

Вскоре к ним присоединился и Гаршин, забежавший всего на несколько минут, после розыскных мероприятий.

— Перекушу у вас, и обратно, — сказал он. — Перерыли все кладбище, но пока не нашли. У вас-то хоть есть какие-либо новости? Кроме пожара в бане.

— Муженек нашелся, — ответил Велемир Радомирович.

— Мы же вдову ищем? Когда она успела гендерную ориентацию сменить?

— Я имею в виду нашу соседку по этажу. Благодарит тебя, что помог.

— А-а!.. Пустяшное дело. Выеденного яйца не стоит. Что-нибудь серьезное еще имеется?

— Тогда вот что.

И Велемир Радомирович передал ему слова Ферапонтова. Гаршин на недолгое время задумался, но потом махнул рукой.

— Голова другим занята. После обмозгуем. Но скорее всего, старик просто чудит, как обычно. А вот у меня кое-что есть. Касаемо опять же белой вдовы.

— Доложи по форме, как положено, — потребовал Тол-буев, вскрывая для друга банку со шпротами. — Выйди и постучись снова.

— Идиот, — отпустим ему комплимент следователь. — Тебя иногда невозможно заносит. Нейролингвисты часто умом валятся? Ладно, слушайте. Наконец-то выяснили ее фамилию. На почте сохранилась квитанция, пять лет назад белая вдова получала заказное письмо. Не по паспорту, а по какой-то справке. Может, липовой, но девушка сжалилась и выдала. И даже фамилию запомнила, потому что простая. Медведева. Так что уже кое-что.