Книга Боковая ветвь - Ирина Степановская

Он захрапел.

И она поняла, что он вовсе не умер, что после истерики он просто заснул. И наутро проснулся почти прежним. Таким, каким был всегда.

Он потянулся и встал. В другой комнате на кожаном диване, свернувшись калачиком под покрывалом, лежала Алена. Револьвер валялся рядом с ней на полу. С удивлением он поднял его и увидел, что «кольт» на самом деле был старым, игрушечным, видимо, завалявшимся от Антона, и никакой опасности не мог для него представлять.

— Вот ведь баба! На пушку взяла меня с пьяных глаз! — усмехнулся Фомин. Он даже с некоторым удовлетворением посмотрел на жену и, умывшись, сел завтракать, а потом отправился на работу.

С тех пор он больше не видел снов, еще более растолстел и стал совершенно лыс. Но, вовремя извернувшись, он сумел-таки открыть два намеченных филиала, расплатился с долгами, и бизнес его все более процветает. Он уходит на работу теперь очень рано, когда жена еще спит, и возвращается поздно. Деньги — настоящая его страсть. Алена, естественно, сидит дома. Антон поступил в институт. Иногда они, как и раньше, ходят с Аленой на выставки и концерты. К даче пристроили бассейн и оранжерею. А если вдруг в толпе Алексею мерещится силуэт стройной женщины с темными волосами и в синем костюме, он лениво трясет головой и, быстро моргая, тянет в рот сигарету.

И автомобиль у него теперь тоже другой. Черный, как жук, просторный и мощный «сааб».

ЭПИЛОГ

Из роддома Катю забирал Вячеслав Серов. Почему-то год семейной жизни превратил молодого веселого бородача, ее мужа, в человека злобного, упрямого и неотзывчивого. На шестом месяце беременности они с Катей разъехались, то есть каждый из них вернулся к себе домой. Вячеслав Сергеевич по этому поводу был просто счастлив, так как видеть не мог, как зять, прежде казавшийся все-таки добрым и разумным парнем, бессердечно поступает с их Катей. Теперь уж Вячеславу Сергеевичу пришлось выступать в роли тестя.

Он поймал Катиного парня в институтской аудитории. Представитель молодого поколения принципиально курил самые дешевые вонючие сигареты и с Вячеславом Сергеевичем был непреклонен и краток. По его словам выходило, что будущая жена во всем должна слушаться будущего мужа и мнения своего иметь не способна.

— А как же ребенок? — удивился Серов,

— Я говорил ей, что она должна сделать аборт! — рубанул воздух рукой принципиальный зять.

— Как ты можешь принуждать к этому женщину? Ведь ребенок живой!

— Бросьте ваши интеллигентские штучки! — сказал ему зять, студент гуманитарного факультета. — Вон в Китае специально женщин стерилизуют, чтобы было меньше детей!

— Ну и стерилизовал бы себя! А то сам допустил беременность, а теперь про Китай рассуждаешь!

— А я ей сказал! Я ей говорил, что нам ребенка иметь сейчас ни к чему! Что пока нужно учиться и найти свое место в жизни, на ноги встать и зарабатывать деньги! И мои родители, кстати, тоже так считают! — добавил он под конец самый веский, как он считал, аргумент.

— Я же обещал вам помочь! И выполнял обещание.

— А я в вашей помощи не нуждаюсь! И вообще, что вы лезете? У вас ведь своих детей нет? Нет! Вы еще тридцать раз сами женитесь, уйдете к жене и родите ребенка, а у нас из-за вас будет куча проблем! Нет уж, — зять со злостью разгрыз сигарету, — пусть Катерина делает все, что хочет, но ребенка у нас сейчас быть не должно!

— Тебе сколько лет? — вдруг спросил Серов.

— Двадцать два! Ну и что? — с вызовом посмотрел на него зять.

— Ты — козел! — спокойно ответил Серов. — Молодой еще, но — козел. И по-видимому, это с тобой навечно. Ты запомни, что нам в семье рогатые не нужны! Будь свободен, учись, делай свои дела, но мне больше не попадайся! Убью!

— Видали мы таких! — проворчал ему вслед бывший весельчак, Катин муж.

На Катю было страшно смотреть. Она почернела от переживаний. Серов положил ее в роддом пораньше, беспокоился, как бы чего не случилось с ребенком. К счастью, мальчик родился почти в срок, с весом три шестьсот и сразу заорал на весь родильный зал. Его назвали Митей.

Серов над ним трясся ужасно. Катю все делать заставлял по науке. Настоял, чтобы она кормила его ровно до года. Сам ездил в ее институт оформлять ей академический отпуск. Из бывшей спальни он сделал детскую, а спать стал в кабинете.

Он крутился волчком. Зарабатывал деньги, по утрам бегал на молочную кухню, накупил массу симпатичных, но совершенно бесполезных импортных детских вещей. Ему было стыдно сознаться, но ему нравились эти хлопоты. После работы он быстро ехал домой, все боялся за Митю и Кате не совсем доверял. Он даже с ревностью относился к участковому педиатру и перепроверял все ее назначения по рецептурному справочнику. А когда Митя начал ему улыбаться и щупать маленьким пальчиком его нос, Вячеслав Сергеевич запросто мог бы отдать за него жизнь.

Часто он ждал, пока Катя уйдет в магазин, и тогда брал Митю к себе в кабинет и прижимался лицом к маленьким розовым пяткам. Если тот случайно касался своей головенкой его лица, Вячеслав Сергеевич замирал и осторожно вдыхал запах шелковистых волос, молока и еще чего-то непередаваемо детского, исходящего от всех детей, и не мог оторваться. Временами он даже пугался той благоговейной нежности, которую испытывал к этому существу.

Катя понемножку отошла от всех потрясений и начала жить. Однажды вечером она сидела на диване в детской, а годовалого Митьку держала на коленях. Он тянулся за лакомством, зажатым в ее руке, которым она тихонько его поддразнивала. Митька терпел, терпел и обиделся. Он скорчил уморительно-забавную рожицу и отчаянно заревел. На громкий крик выскочил из кухни Серов. Он думал сначала, что Митька упал.

— Катя, что с ним? Упал? — В голове пронеслось несколько возможных вариантов. Один был ужаснее другого. Увидев, что Митька сидит у Кати на коленях, он решил, что, значит, тот не упал, но, наверное, подавился чем-нибудь.

Он мгновенно вспомнил о возможности смертельных последствий и бросился к малышу.

— Господи, он же кричит! Значит, дышит! — опомнился он вдруг и в изнеможении от пережитого страха наклонился к ребенку.

Митька уже почти успокоился, получив желаемое, но огромные слезы крупными каплями еще ползли по его щекам.

— Как вы меня напугали!

— Ничего, все пройдет! — Катя гладила сына со спокойным видом Мадонны. Серов вдруг увидел, что перед ним не прежняя хохотушка, кокетливая и озорная. — Посиди со мной, папа, ты ведь устал. И тебе, наверное, скучно. С работы домой, а утром опять на работу…

Он сел рядом с ней и погладил Митю.

— Ничего, моя девочка, все образуется… Катя не ответила на улыбку.

— Ты прости меня, — вдруг сказала она, — Митька чуть подрастет, я не буду занимать все твое время… Ты ведь привык жить не так!

Он насторожился:

— Ты, Катя, о чем? Она продолжала: