Книга Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло - Василий Звягинцев

— Договорились, договорились, — после паузы сказал он, жестом приглашая комиссара Роулза присоединиться и поднять бокал. Не зря ведь его сюда привели.

— Скажите мне только одно, миледи и джентльмены, кого вы на самом деле представляете? Мы ведь с вами окончательно в одной лодке…

— Вы на самом деле хотите это знать? — изумилась Лариса. — Да к чему вам это, господи! Какие странные люди, — повернулась она почему-то не к Кирсанову, а к Роулзу. — Две тысячи лет назад сказано — «умножая знания, умножаешь скорби». Что, казалось бы, еще нужно? Ваше непосредственное руководство простило вам прегрешения, пусть и мнимые. Вас возвели в очередной высокий чин, чем причислили к элите заслуживающих доверия. Вы должны догадываться, что такие решения невозможны без санкции с уровней, какие упоминать всуе неосторожно. Но вы действительно хотите знать больше, чем следует? «В одной лодке» — хороший образ. Но в лодках не только плавают, в них, бывает, и тонут…

Кирсанов смотрел на Ларису и настоящим образом восхищался. Умеют же люди! Что значит более чем полувековая разница в возрасте и недоступный пониманию опыт! Общался он с членами «Братства» больше пяти лет, и мир их будущий посещал, книги читал, фильмы смотрел. А вот если не родился там, так очень многое все равно не доходит…

Молодая девушка, Лариса Юрьевна, ничуть не старше, чем те большевички, анархистки и эсерки, с которыми приходилось работать еще до Переворота. В тех хватало фанатизма, натасканности в текстах Маркса, Бакунина, Кропоткина, готовности пойти на каторгу и даже на виселицу, а вот ума — не наблюдалось. Эта — совсем другая. Если бы пришлось встретиться в качестве противников, в равных условиях, Павел честно себе признавался — за свою победу он не ручался. Слишком много насчитывалось моментов, где она обходила его просто за счет способности не принимать во внимание вещи, ну — самоочевидные.

У Кирсанова и его врагов-революционеров были собственные убеждения, принципы, не всегда безукоризненные, но были. Их границы переходить считалось неприличным. С той и с другой стороны. Убить губернатора или даже царя — можно. Но при этом не бежать, не затевать игру со следствием, признать все, выкрикнуть несколько лозунгов и пойти на виселицу. В качестве компенсации и доказательства чистоты помыслов.

А Лариса исповедовала чистый прагматизм. Используя свой ум, характер, знание психологии и то, что философы XIX века называли «имморализмом», она легко переигрывала противников, такими качествами не обладающих.

Это же самое Павел отмечал и в натурах Новикова, Шульгина и других товарищей.

Как говорил один из персонажей «Хождения по мукам»: «Все виновные будут расстреляны, но без генеральского издевательства».

— Но если вы настаиваете, сэр Мэнсон, я вам отвечу. Мы представляем организацию, озабоченную тем, чтобы человеческая цивилизация сохранилась. Пусть и в ее нынешнем, несовершенном виде. Нам не нужны истребительные войны между людьми. Тем более — мы не хотим отдать Землю пришельцам извне. Вам не довелось лично видеть вторжение монстров? Ваше счастье. Зато можете посмотреть на трупы. Их, наверное, уже привезли. Я распоряжусь, чтобы вам продемонстрировали.

— Я бы не хотел… Верю на слово.

— Воля ваша. Тогда мы встретимся в десять часов в приемной губернатора? Он будет достаточно подготовлен.

— Да, — пересиливая себя, кивнул адмирал.

— Очень хорошо. Надеюсь, там вы не станете задумываться о посторонних вещах…

Отдав Роулзу необходимые инструкции в свете всего сказанного и им услышанного, Кирсанов захлопнул дверцу кареты.

— Куда поедем? — спросил он Ларису. — У нас еще почти два часа.

— Можно — на берег моря. Можно — в отель. Расскажем Алексею и Сильвии, что у нас тут. Попросим совета. А ты как думаешь?

— Я думаю — к чему все это? Разве нельзя жить по-другому?

— Милый, — положила она руку в длинной перчатке ему на колено. — И жить — умереть, и не жить — умереть. Каждый выбирает по себе. Разве ты не выбрал? Как мне кажется, сюда, в Кейптаун, ты отправился добровольно. Значит, видел какой-то смысл в своей личной войне с англичанами?

— Видеть-то видел. Только с той поры кое-что поменялось. И вокруг, и во мне самом…

— С момента появления монстров?

— Наверное, да. После этого я живу и действую, словно по инерции.

— Они так тебя напугали?

— Не то слово. Напугать меня чем-нибудь достаточно трудно. И ты, и все остальные имели время убедиться. Но теперь все перешло в какую-то другую плоскость. Я настраивался на классическую войну с известными целями. Мы их почти достигли. Судя по действиям Басманова на фронте и наших здесь, Кейптаун действительно может быть взят в ближайшие дни… Вместо этого начались очередные дипломатические игры. Кто-то где-то взял курс на перемирие. Зачем? Мне это напоминает остановку наступления немцев на Дюнкерк. Что за выгода — позволить англичанам сохранить колонию и армию? В расчете использовать их в качестве ударной силы в случае нового нападения монстров и их хозяев?

— И это тоже. Если здесь появятся десятки или сотни тысяч гораздо лучше подготовленных к войне существ, нам выгоднее противопоставить им современную армию и флот, нежели разрозненные отряды буров, против таких чудовищ практически бессильных. Они разбегутся и будут переловлены поодиночке… Лучше сохранить здесь человеческий плацдарм, пусть он по-прежнему будет называться Капской колонией, нежели отдать всю Африку дуггурам.

Кирсанов покривился:

— Очень может быть, что в твоих словах есть логика. Только я не готов ее принять… Людям не нужно больше связываться с дуггурами и всякой другой нечистью. Нам лучше уйти.

— Это очень плохо, — не глядя на Павла, сказала Лариса. — Это сейчас творится почти со всеми. Все вдруг теряют интерес к жизни и к своему делу. Вот и тебя коснулось. Ты разочарован, без всяких объективных причин. Так бывает в отношениях женщин и мужчин. Вчера все было великолепно, а сегодня смотришь — и что я в нем находила? Скучный, неприятный тип, каждое слово и каждый жест раздражает… Похоже?

Кирсанов молча кивнул.

— И что же это такое? Тотальная психическая атака? Артподготовка перед новым наступлением? Было, приходилось видеть последствия, — она усмехнулась. — Сейчас немного по-другому, но что мы знаем об их возможностях? А результат налицо. Буры разбегаются, английские солдаты сдаются в плен, адмирал уж очень легко купился на нашу игру. Ему бы открыто радоваться своему новому положению или послать нас ко всем чертям, как офицеру полагается, а он — ни рыба ни мясо. Теперь вот и ты!

— На тебя почему-то не подействовало, — с сомнением ответил Кирсанов. — На Басманова и его офицеров — тоже.

— У меня — иммунитет. Уж как возле пещеры ломали, а не получилось. А у тебя, наверное, слишком тонкая душевная организация. Как и у наших ребят. Психика в целом держится, с эмоциональной сферой хуже. Я за всеми наблюдала, симптомы одинаковые. Словно в игрушке завод кончается. Еще подпрыгивает, но нет былой прыткости…