Книга Леди в наручниках - Оливия Голдсмит

Дженнифер широко улыбнулась.

— Вы находите что-то забавное в том, что я сказала? — нахмурилась женщина.

— Прошу прощения. Но, видите ли, не так важно, как называть это место. Раньше мы называли его тюрьмой, а теперь — исправительным учреждением. Наверное, все дело в том, что считать более важным: наказание или исправление.

Дженнифер помолчала. Она все время ожидала, что ее остановят, но, похоже, ее очень внимательно слушали, поэтому она продолжила:

— Я хорошо знаю только одно: очень важно, кем женщина себя почувствует, попав сюда, — никому не нужной, выброшенной из жизни, или человеком, о котором заботятся, стараясь сделать его полезным членом общества. Так вот, как бы это учреждение ни называлось на воле, здесь, за решетками, мы ощущаем безнадежность, причем не только заключенные, но и служащие.

— Почему же такая безнадежность, мисс Спенсер? — спросил пожилой мужчина.

— Потому что реабилитация — это практически неосуществимая задача, когда у тебя нет средств, чтобы ее организовать. Невозможно заниматься исправлением в месте, предназначенном для наказания. Следует решить, как поставлена задача — наказывать или исправлять, или, может быть, и то, и другое. Но не нужно себя обманывать.

Двойник Дональда презрительно фыркнул:

— Благодарим вас за совет, мисс Спенсер. Я уверен, что все здесь присутствующие высоко оценили ваш призыв к честности. — Его ирония граничила с издевкой.

— Знаете, что говорят о честности? — неожиданно для себя спросила Дженнифер. — Говорят, что честность — лучшая политика. Вот что говорят о честности. И теперь честность — новая политика Дженнингс. И я честно признаюсь вам, что меня осудили совершенно справедливо.

Она проглотила комок в горле.

— И так же честно я говорю, что абсолютно искренне раскаялась в том, что делала. Я никогда больше не надену костюм от Армани и не появлюсь на Уолл-стрит.

Дженнифер не замечала, что давно уже говорит стоя.

— Вы знаете, что костюм от Армани стоит столько же, сколько получает в месяц здешняя медсестра? — продолжала она.

Члены комиссии только молча переглянулись.

— Вы спросили, почему я считаю, что достойна освобождения. Попытаюсь это объяснить. Видите ли, я пришла сюда в костюме от Армани и полагала, что это делает меня неприкосновенной. Но я была не права. Сейчас я поменяла бы все свои костюмы на квалифицированное круглосуточное медицинское обслуживание здесь, в Дженнингс. Нам многое нужно: достойная образовательная программа, профессиональное обучение… В общем, я никогда больше не буду тратить деньги так, как раньше. Поэтому я считаю, что достойна освобождения. Потому что теперь знаю разницу между добром и злом. Нет, сэр, меня послали сюда не для выполнения важной миссии. Меня послали сюда, чтобы наказать. Но мне повезло. Здесь я встретила людей, которые научили меня стремиться к добру и показали достойную цель в жизни.

Дженнифер, обессиленная, опустилась на свой стул и вдруг зарыдала, закрыв лицо руками. Она не могла поверить, что до такой степени потеряла над собой контроль. Теперь ее никогда не выпустят отсюда. Никогда. Тереза будет очень разочарована, узнав о ее поведении…

И тут Дженнифер услышала аплодисменты. Сначала тихие, они становились все громче. Не отнимая рук от лица, она взглянула между пальцев. Молодой человек, принесший ей стакан воды, отзывчивая пожилая дама, старший из мужчин и даже стильная молодая особа — все они стояли и хлопали в ладоши. Хлопали и улыбались ей! Только двойник Дональда сидел с таким лицом, словно кто-то испортил воздух, и он хочет выразить свое недовольство и показать, что он здесь ни причем. Что ж, Дженнифер это не огорчило: нельзя понравиться всем. Знаете, что говорят о том, кто нравится всем?..

Да, Тереза будет ею гордиться.

46ГВЕН ХАРДИНГ

Гвендолин Хардинг сидела за столом в кабинете, смотрела в окно и улыбалась своим мыслям. Ей только что рассказали, что охранник Кемри подарил Зуки Конрад кольцо в честь помолвки. Гвен знала, что это глупо, и все-таки ощущала материнскую гордость. У нее никогда не было собственных детей, но, как начальница тюрьмы, она чувствовала себя главой большой семьи. Она относилась к Зуки как к родной дочери и не стеснялась этого.

Бедная, совершенно безобидная Зуки попала в тюрьму, потому что ее подставил любимый человек. Девочка заслуживала хоть немного счастья, и, кажется, оно к ней пришло.

Гвен вызвала Мовиту и попросила принести дело Зуки Конрад.

— Я считаю, что Кемри — неплохой парень, — заметила она, когда Мовита положила пачку на ее письменный стол.

— К сожалению, Кристина — дочка этого подонка Бирда, — рассудительно ответила Мовита.

— Тут уже ничего не поделаешь. Но Бирда здесь больше нет, а Зуки любит свою девочку до безумия.

— Я все понимаю, но мне это не очень нравится. Хардинг посмотрела на Мовиту с тревогой.

— Надеюсь, Кемри по-настоящему любит Зуки? Я бы не хотела, чтобы она выходила за него, если нет.

Мовита широко улыбнулась:

— Уверена, что об этом можно не волноваться. Кроме того, он порядочный человек.

Хардинг полистала личное дело Зуки. Девушке было всего двадцать четыре года, а она уже дважды становилась матерью, и второй раз — в тюрьме!

Хардинг никак не отреагировала на нарушение тюремных правил — роман охранника с заключенной. Она считала, что если прозевала изнасилование и беременность Зуки, то теперь ей сам бог велел притвориться слепой. Пусть в этой тюрьме будет хоть одна счастливая история. Любовь — могучая сила, и даже тюремные правила не в силах ей противостоять. Гвен была уверена, что с помощью Мовиты и всей семьи они смогут устроить Зуки настоящую свадьбу, несмотря на тюремные стены и решетки на окнах.

Но сначала Хардинг решила поговорить с Кемри и вызвала его к себе в кабинет. Молодой человек выглядел виноватым и озабоченным.

— Думаю, вам не нужно так беспокоиться, — сказала Гвен. — Скоро вы станете женатым человеком и даже отцом.

Кемри слегка покраснел.

— Давайте перейдем к делу, — предложила Хардинг. — Вам понадобится шафер.

Кемри просиял.

— Моим шафером будет мой лучший друг, Берри Уайт.

— Это хорошо.

В этот момент вошла Зуки, и Гвен тут же воспользовалась случаем подержать на руках Кристину.

— Мы устроим твоей мамочке замечательную свадьбу, — серьезно объясняла она малышке.

— Я бы хотела пригласить своих родных, — нерешительно сказала Зуки. — Можно? Сколько человек я могу позвать?

— Приготовь список приглашенных и принеси мне. Мы постараемся пригласить как можно больше. Твоя мама, надеюсь, приедет?

Зуки радостно кивнула:

— Конечно, мама приедет. Она хотела бы приехать накануне вечером.