Книга Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - Оксана Демченко

– Что за балаган на выезде? – взбодрилась я.

– Ну, я эта… в попутчики, значится, жалаю попроситьси-и, – отвесив поклон, гундосо затянул Яков. – Барышня-а, на работы я иду. А токмо ноги сбил, да и ручка у чемодана, извольте глянуть… Беда у меня, барышня-а. Слезно молю, пособите. Звать можна-а, – Яков уставился в зенит, словно мог прочесть там ответ. Шумно втянул носом, – А-аа… Яном. Человек я перехожий, тама потружусь, тута пригожусь. Вот так вота-а.

– Знаешь что, Ян перехожий, позови-ка братца Якова, – посоветовала я, невольно хихикнув. – Он поумнее будет.

– Дык вы с ним навроде в ссоре, барышня-а, – скорбно вздохнул новоиспечённый селянин. Уж точно он был не налетчик, да и «пианину» в жизни не выдывал…

– Позови-позови, – настояла я.

Войлочная шапка оказалась мигом убрана за спину. Злодей, бессердечно отпихнув верный чемодан, подкрался ближе, на его лице образовался прищур ушлого горожанина.

– А чего-то среднего между Яковом и Яном в запасе нет? – быстро уточнила я. – От вашей двуликости голова кружится, мирные злодеи.

– Я не хочу, чтобы ты молчала всю дорогу, затем высадила меня и подумала с облегчением, что наконец-то отделалась, – нормальным тоном сказал пианист-налётчик. Облокотился на борт. – Допустим, я чересчур легко схожусь с людями, и барышни, если они по-настоящему милые, полагают меня пронырой. Но я не так плох, хотя по мере сил использую людей. Вот честное слово Яна и зуб Якова в заклад: не со зла. – Он украдкой глянул на зажатую в руке шапку. – Поправочка: зуб с Яна. С меня только слово.

– Прав Мергель. Вы развесистые фрукты, – злиться стало невозможно.

– Не надо на меня так слезно молчать, – попросил Яков. – Да, я не гость, не грузчик и не налетчик. Но пойми мою беду: даже если в какой-нибудь беседке обнаружится бесхозный рояль… для кого мне сыграть? Другие барышни слушать не станут. А я неплохо играю, правда.

– Н-ну! Отчего ж я не слышала ни разу о роялях «Стентон»? Упомянул бы хоть дом Ин Ролье, ведь якобы из-за них и название инструмента возникло. Или мастеров с историей вроде «Тоссер и Куфф»…

– Ореховый «Стентон», знаешь ли, несравним ни с чем, – Яков возмутился, но сразу сник. – Я был честен. Сто лет назад мастер этой маленькой фирмы создал ореховую серию, из-за которой с ума сходят ценители. Но их мало. Роялей. И они все… а, не важно. Откуда б тебе знать.

– Ты очень странный налетчик. Но сердиться на тебя стало сложнее, я тебе верю.

– Вот! – Яков расплылся в улыбке. – Давай мириться. Со мной легко: не хочешь рассказывать, не надо. Ума не приложу, чем огорчил. Да, легко схожусь с людьми, но в душу не лезу. Не убиваю никого просто так, даже бью редко. А что делать, если лезут отнимать мои деньги?

– Зачем коня выпряг?

– А, это? – он прищурился совсем нахально и сообщил полушепотом: – Набьюсь в попутчики, как конюх. Милые барышни вряд ли умеют запрягать. И хомут тяжелый.

– Все же ты отпетый злодей.

– Все же мы опять разговариваем, – хмыкнул отпетый злодей.

Метнулся за чемоданом, кошкой вспрыгнул в шарабан. Уложил коричневого кожаного монстра на лавку, распахнул его пасть и смело сунул руку в щель меж двумя клыками-замками. Добыв жестяную коробку, захлопнул эту пасть со стуком. Я успела заметить, что чемодан почти пустой… А Яков тем временем высыпал прямо на темную потертую кожу сало, хлеб, соленый сыр.

– Давай отпразднуем мировую, барышня-а! Сальце домашнее, на вишневых веточках сам коптил-старалси…

– Зуб Яна не сломай сгоряча. Хотя знаешь… ты, кажется, обычный бродячий кот, – предположила я. Вздохнула и заверила себя: – вроде и не бешеный? Эй, погоди, разве можно резать сало на крышке чемодана? Она грязная, а еще она будет поперчена.

– Можно, – отмахнулся Яков.

Откуда взялся нож, не видела. Но, странное дело, меня это больше не беспокоило. Яков прав, мы ничем не обязаны друг другу. Попутчики – удобная дистанция для общения. Меня всё устраивает, пока он придерживается самим же им придуманных правил игры. Хотя… разве коты придерживаются хоть каких-то правил?

– Сыр не трогай, он плесневый, бери сало, я срезал пыльный край, – позаботился обо мне Яков. Вкрадчиво добавил: – Готов спорить, ты жалеешь выползков. По лицу было видно, чуть не сболтнула сгоряча, но поостереглась. Зря, и так понятно, у тебя наивный склад души, ты не веришь в беспросветное злодейство. Я другой. Но я наблюдал храмовую охоту вблизи. Еще трижды бывал на месте, где селяне давили выползков. Беси безразличны мне. Они чужаки. Но то, во что люди с перепугу превращают себя… Я спросил о выползках, потому что знал, ты наплетешь занятного. Как о душе, живках и деньгах. У меня копится огромнейшая куча вопросов, к которым требуются твои непрямые ответы. Я готов говорить о самом разном и даже простеньком: городовых, пансионе, жизни в стольном граде Трежале и за его пределами. Давай уговоримся: не годен вопрос – скажи «следующий». Я понятливый… когда Яков. Зато Яном я нелюбопытный и душевный.

Яков вмиг съел сыр, покосился на меня – сыта – и запихнул в рот всё оставшееся сало! Его щеки раздулись по-хомячьи. Это тоже была игра, Яков принялся жевать, тем исключив возможность дальнейшей болтовни. Спрыгнул из шарабана и направился к Снежку, чавкая нарочито звучно. В нем и правда жили два человека, селянин Ян и горожанин Яков. Или, точнее, он был на самом деле кто-то третий, а цветастых парней надевал, как иные надевают одежду. Он позволил мне узнать такое о себе – и это следовало ценить. Пусть даже он умен и уже понял, что я не болтливая. Все равно – доверился.

– Трудно быть пианистом в кабаке? – спросила я, пока он впрягал Снежка.

– М-мм, – Яков торопливо дожевал сало, с заметным усилием проглотил и вздохнул. Подмигнул мне, отмечая, что разговор продолжается по моей инициативе. – Устроиться просто. Дотянуть на объедках до первой выплаты еще проще. Настроить инструмент и играть, не страдая по поводу звука, невозможно. Получить обещанные хозяином денежки, да еще сберечь чаевые… совсем вообще никак невозможно! – Яков растер скулу, сжал кулак и внимательно изучил костяшки пальцев. – Но у меня своя метода. Держу нос по ветру и очень быстро бегаю. Юна, не делай такое лицо, разозлюсь! Никто и ничто не заставляет меня жить подобным образом. Это сознательное решение.

Дальше мы ехали мирно, говорили мало, зато молчали без напряжения. Почти. Яков, конечно, заметил это «почти», но сделал вид, что глух и глуп. То есть терпеливо ждал, пока устрица Юна приоткроет створки и выглянет добровольно… Неужели я такая ценная, что меня нельзя вскрывать силой? Настораживающее подозрение.

У ворот «хибарки» Мергеля Яков прищурился с особенной, уже знакомой мне злостью, изучая выбеленную помесь избы и особняка: оруще-алый узор лепнины под крышей, отделанные перламутром петушино-зеленые резные ставни, толстенные колонны по сторонам крыльца.

– Бездна вкуса, – с придыханием сообщил он, почесал в затылке и нехотя убрал шляпу-грибок. – Яну бы тут… пондравилося.