Книга Пулемет для витязя - Антон Скрипец

Их было двое. Один держал перед собой факел, а второй за его спиной спешно накладывал стрелу на выхваченный из тулы лук. Оба в кожаном доспехе с нашитыми железными бляхами и кожаных же шлемах с коваными, закрывающими нос стрелками.

– Ты кто таков, я спрашиваю?

Стрелка шлема здорово спасла нос воя, а плотно нашитые на доспехе бляхи – живот, когда Тверд наддал по нему ногой, опрокидывая обоих обратно в дверь стрельни. С грохотом, криком и треском они ввалились внутрь и, судя по звуку, покатились вниз по находящейся внутри лестнице.

Ждать, покуда они снова захотят спросить его имя, Тверд не стал. Подобрав шлепнувшийся под ноги факел, он перебросил его через частокол на улицу, сиганув за ним следом.

Задумка с факелом оказалась не лишней. Бегущие от погони тати, как правило, не любят привлекать к себе лишнее внимание и освещать себя для пущей наглядности. И поэтому, когда он выскочил с лучиной в руке из-за угла тына и почти нос к носу столкнулся с четверкой добро осброенных дружинников, его не уложили носом в землю.

– Что, паря, все еще не поймали? – хохотнул по виду самый старший из воинов. Судя по всему, переполох с погоней за татями их уже волновал не особо. Да и его, благодаря факелу, они, видать, приняли за одного из увальней Полоза. Таковых тут в последнее время пробежало, должно быть, преизрядно.

– Что толку его ловить? – хмыкнул другой дружинник. – Боярыня, поди, подыскивает уже мужичонку, который станет отцом наследнику Полоза.

Судя по всему, о беде боярина знал далеко не один Хват.

– А ты что это один бегаешь? – не к месту решил проявить бдительность третий гридень.

– Да пока факел мастерил, все куда-то убёгли, – постарался скорчить не то виноватую, не то недовольную рожу Тверд. – Теперь вот и не знаю, куда идтить.

– Ну, так из ваших, похоже, никто этого не знает, – снова заржал старшой. С такой бесшабашностью вообще трудно было понять, как он умудрился стать десятником. – Может, тебе еще один факел дать? Ну, чтобы лучше понимать, куда нестись. А то под хазарским-то фитильком вообще ничего ж не видать.

Насмешки насмешками, но только сейчас Тверд сообразил, что не случайно так хорошо видит всех четырех дружинников. Хотя лучина в руке была только у него. Хазарская башня. Он выскочил аккурат к посольству, вкруг которого несли стражу княжьи гридни. И если он успел отлично всех их рассмотреть, то и они его наверняка тоже.

– Ладно, пойду я, – запоздало заторопившись, подался он мимо воинов. В первый миг ждал, что его окрикнут, зададут еще пару-тройку вопросов. Для очистки совести хотя бы. Но гридням, похоже, до забот Полоза и ночной беготни его дворни не было никакого дела. Оно и к лучшему. Так, может, они его и не запомнят. Подумаешь, один из боярских сторожей пробежал. Мало их тут носилось, что ли?

– Слышь, Репа, а и правда, – услышал он за спиной голос одного из княжьих людей, – почему этот хазарский фитиль не тухнет никогда? Ни мороз ему, ни дождь…

– Ну, так божье пламя все ж таки, – деловито заметил другой.

– Я те сейчас хлыстом поперек рожи ожгу, будет тебе божье пламя, – судя по очень недовольному тону, десятник умел, оказывается, впадать в настроение, далекое от легкомысленного. – Обычный огонь. Просто они его подпитывают все время чем-то. Этот вон возит постоянно, советник их главный. Как там, пес, его имя-то… Илдуган! Намедни опять уехал. Подвод с собой попер – пропасть. С бочками. Хрен его знает, где он их наполняет.

– А может, он с полными куда подался, – уже почти добравшись до спасительной тени, вновь услышал Тверд голос того дружинника, который едва не признал в нем искомого татя.

– Да уж, конечно, – недовольно огрызнулся десятник. – Вот все тут в стольном граде дураки, один ты, Сова, умный. Пустые они были, бочки-то. Я тоже по первости постоянно в каждую заглядывал, когда они их вывозили, а потом рукой махнул. За годы ничего интересного в них так и не появилось.

– А ежели в этот раз – было?

– Ну так, конешное дело, я проверил некоторые.

– С краю? – не унимался Сова. – А ежели в середке были те…

– Пробегись-ка, Сова, вокруг посольства, – тоном, не менее хмурым, чем нависшее над ними небо, процедил старший дружинник. – Коль тебе татьба кругом мерещится, так вот иди – и проверь.

Испугавшись, что дотошный Сова захочет податься в ту же сторону, куда пошел он сам, Тверд припустил быстрее.

В оговоренном месте не нашел ни Тумана, ни лошадей. Хвата, понятное дело, видно тоже не было.

Не нашлись соратники и на постоялом дворе. Когда не явились до рассвета, в душе Тверда заворочались нехорошие предчувствия.

Окрепли они тогда, когда утром по его душу прибыл десяток оружных латников. Из личной сторожи князя.

Глава 3

Милость Светлого

То, что казнить его – пока – не будут, он понял, как только их процессия поднялась через широкий бревенчатый мост на княжий бугор. От города его отделял ров, который питали воды Днепра. Самая широкая стрельня нависала над солидного размаха воротами. Тяжеленные створки стояли распахнутыми, а перед въездом в детинец бдил десяток дружинников. После ночного ливня воздух сочился влажной жарой, но никто из воинов и не подумал приослабить ремешки и застежки на латах.

Широкий, мощенный камнем передний двор, если не считать обычной для этого места суетливой беготни челяди, был пуст.

Суда то есть никакого не состоится.

Что тоже имело две причины: либо бросят в поруб до объявления оного суда, либо кто-то из очень высоких людей возжелал увидеть скромную персону вернувшегося из Царьграда опального десятника. О душегубстве речь могла идти вряд ли – стоило ли тогда его тащить аж в княжий терем через весь город, вместо того чтобы потихоньку закопать в какой-нибудь придорожной канаве?

Поехали в воинский конец детинца. Там, где тянулись кузни, арсеналы, казармы да клети, в которых никто не жил и попасть в которые никто бы, собственно, по своей воле и не захотел. Именно перед одной такой приземистой постройкой его караульные и спешились.

Дверь не скрипнула. Но, похоже, она была единственным предметом под этой крышей, за которым хоть как-то следили. Бычий пузырь на узенькой бойнице окошка, грязный пол да раскиданные по нему охапки соломы – все убранство напоминало скорее поруб, чем горницу. Впрочем, поруб, судя по торчащему из пола в дальнем углу кольцу, тут тоже имелся.

Он сразу отметил про себя, что никто его бить и вязать, несмотря на угрюмость всех лиц, втиснутых в не менее угрюмые покои, не стал.

Может, не только суда не будет, а вообще все обойдется?..

Хотя, насколько ему подсказывала память, не бывало еще такого случая, чтобы человека схватили и притащили в такое вот место для того, чтобы после с почестями и здравницами унести на паланкине обратно.

Все его вопросы мигом отпали, как только за спиной грянула о стену настежь распахнутая дверь: