Книга Властелины моря - Джон Хейл

В то утро мысли большинства граждан приятно волновал вопрос: «На что мне потратить свои десять драхм?» На эти деньги можно было купить новый плащ, необыкновенно красивую раскрашенную чашу или даже быка. Положим, для представителей трех высших классов городского населения – трехсот или четырехсот самых богатых землевладельцев, тысячи двухсот всадников и десяти тысяч воинов, облачавшихся в час угрозы в свои тяжелые доспехи и выступавших в фаланге навстречу врагу, – для всех них эта сумма была ничтожной. Но для большинства афинян – безземельных работников, принадлежащих к четвертому, низшему, сословию граждан, которых называли фетами, – десять драхм хорошая прибавка к их скудным доходам.

А было таких граждан порядка двадцати тысяч. Большинство трудилось по найму в земледелии, в ремесленных мастерских или на транспорте. Каждый сам по себе не мог похвастать ни состоянием, ни положением, но в совокупности они составляли демос – «народ», это сердце афинской демократии. Хотя феты составляли явное большинство граждан, законы города не позволяли им занимать выборные должности. Недемократические ограничения касались и воинов, но в отличие от последних феты не могли даже входить в совет пятисот. Таким образом, повестка заседаний народного собрания находилась в руках одних богатых, а фетам оставалось лишь голосовать «за» или «против» предложений, устраивающих представителей высших сословий. Словом, в ту пору, когда Фемистокл готовился к своему выступлению, Афины хоть и называли себя демократией, по целому ряду позиций были таковой лишь номинально.

В предвидении благоприятного исхода голосования по «серебряной доле» монетный двор отлил тысячи монет для раздачи гражданам. На одной стороне каждой из них красовалась голова улыбающейся Афины в шлеме и с жемчужными серьгами в ушах, на другой – сова, символ мудрости богини. В отличие от спартанцев, открыто заявлявших о своем презрении к личному преуспеянию и даже не имевших собственной валюты, афиняне были людьми практичными, знавшими цену драхме. Трудно было ожидать, что они упустят столь неожиданно свалившуюся на голову удачу.

Откликаясь на зов глашатая, Фемистокл ступил вперед и поднялся на подиум. В ту пору это был крепкий сорокалетний мужчина с пронзительным открытым взглядом и шеей, как у быка. Волосы были коротко пострижены, как у мастерового, а аристократы обычно имели шевелюру. Наряду с необыкновенной памятью на имена и лица Фемистокл обладал еще одним свойством, необходимым для афинского политика, – у него был громкий голос.

На заседаниях народного собрания никто не говорил по написанному – речи либо заучивались, либо произносились экспромтом. При этом существовали некоторые твердые правила. Не следовало отклоняться от какого-то одного предмета и касаться иных тем. Запрещалось порочить репутацию сограждан, сходить во время выступления с подиума, нападать на председательствующего. А главное – нельзя было дважды высказываться по одному и тому же вопросу, разве что того потребует собрание. Перед тем как сойти с трибуны, Фемистоклу нужно было представить свой план в мельчайших деталях, объяснить его выгоды, заранее отразить могущие последовать возражения. При этом было бы крайне неразумно испытывать терпение сограждан, выражающих, как правило, свое недовольство свистом, улюлюканьем и иными шумовыми эффектами. Но если оратор не нарушает установленных правил, перебивать его нельзя.

Не прибегая к резкой жестикуляции и иным театральным приемам, Фемистокл спокойно изложил согражданам смысл своего предложения. Совет объявил о дополнительных поступлениях в бюджет города и предложил поделить их поровну. Но он, Фемистокл, считает, что серебром можно распорядиться более эффективным способом. Чем резать на части огромный кусок, лучше потратить добытое богатство, все шестьсот тысяч драхм, на осуществление единого проекта – строительство флота. В этом случае в распоряжении Афин окажется сотня новых боевых судов, быстроходных триер, незаменимых в морском сражении. В сочетании с уже имеющимися семьюдесятью и небольшим ежегодным приростом общее число быстро достигнет двухсот единиц. Именно для такого количества судов, не более того, можно обеспечить набор команд за счет собственного населения города. Так, в одночасье, Афины станут крупнейшей морской силой в Греции.

В этой идее не было ничего экзотического: флот защитит Афины от вполне реальной, непосредственной угрозы своей безопасности. Фемистокл выступает со своим революционным предложением, имея в виду вполне конкретного, всем известного противника. Вот с этого самого места, продолжал он, можно протянуть руку в сторону южного горизонта, над которым нависают мрачные горные пики острова Эгина. На протяжении жизни многих поколений Эгиной правят торговцы, удушающие и военный, и торговый флот Афин. Афинским «совам» противостоят на зарубежных рынках эгинские «черепахи» – монеты с изображением морских животных. Стандарты меры и веса устанавливают отнюдь не афиняне, а эгинцы. Какой-то египетский фараон уже давно предоставил торговцам из Эгины перевалочный пункт в дельте Нила, а с Черного моря в Эгину каждое лето отправляются суда, груженные зерном. Этот остров давно уже сделался крупнейшим в Греции коммерческим центром, в то время как у Афин все еще нет надежно защищенной гавани, где могли бы разгружаться и останавливаться торговые суда. А однажды эгинцы даже унизили афинян, наложив эмбарго на их торговлю гончарными изделиями.

Но одного лишь превосходства в торговле эгинцам, оказывается, мало. В течение последних двадцати лет они ведут с Афинами необъявленную войну – нечто вроде тлеющего конфликта, который греки называют polemos akeryktos – « необъявленной войной». Однажды ни с того ни с сего эгинские военные суда выбросили десант в Аттике и по-пиратски, смерчем пронеслись по Фалерону и другим прибрежным городам. Следующей мишенью стал священный корабль, направляющийся в храм Посейдона на мысе Сунион. Эгинцы перехватили судно и взяли в плен священнослужителя и других находившихся на борту видных лиц. В тот раз афиняне немедленно нанесли ответный удар, одержав тяжелую победу в морском сражении. Но вот уже совсем недавно островитяне исподтишка напали на афинскую флотилию и захватили четыре галеры с командой. Парировать эти молниеносные уколы афинянам становится все труднее.

В ту пору афинский флот представлял собой в основном разрозненную массу галер. Поскольку амбициозный пирейский проект Фемистокла остался незавершенным, иные из судов втащили на берег в Фалероне, другие оказались разбросаны по портам и деревням вдоль всего побережья Аттики. Недавно этот так называемый флот пополнился семью персидскими боевыми судами, захваченными после сухопутного сражения при Марафоне, и двадцатью триерами, закупленными в Коринфе за символическую плату – пять драхм за каждую. Эти коринфские суда достигли Афин буквально на следующий день после поражения демократического восстания в Эгине, где очень рассчитывали на их помощь, отсутствие которой и стало, по существу, причиной неудачи. А ведь победи повстанцы – и вражде с островом, вполне вероятно, пришел бы конец.

По замыслу Фемистокла новый флот будет построен частными лицами во имя общественного блага. Выглядит это так: сотне самых состоятельных афинских граждан выделяется по таланту серебра (что и составляет шестьсот тысяч драхм), а затем каждый закупает на эти деньги материалы и организует постройку боевого корабля. Более того, Фемистокл включил в свой проект примечание. Если почему-нибудь афиняне в конце концов передумают и отбросят первоначальный план, каждый из вышеупомянутых состоятельных граждан возвращает свой талант в казну – но корабль при этом остается за ним. В этом случае граждане не лишаются своей десятидрахмовой доли – просто выплата откладывается на несколько месяцев. Никто ничего не теряет, а выиграть можно много. Воззвав таким образом к чувству патриотизма и гордости сограждан, их здравому смыслу и не забыв при этом о личном интересе каждого, Фемистокл сошел с подиума и вернулся к себе на место, среди других.