Книга Стонхендж. Точка приближения - Артемий Балакирев

Вот и вся наука.

А потом в Стонхендже появится Фландерс Петри, тогда еще совершенно безызвестный. Это впоследствии он славно вступит в «ряды пионеров» систематических раскопок на территории Египта, а в Стонхендж этот археолог приехал почти анонимом. В 1877 году он выполнил точную геодезическую съемку камней и нанес их положение на план местности — тоже с невероятной точностью. Именно Петри придет в голову решение, как заглянуть под стоячие камни: он предлагал выстроить деревянный каркас с зажимом посередине и исследовать почву под камнями, пока они будут находиться в подвешенном положении. К счастью, его никто не послушал! Иначе вместо потрясающего комплекса под названием Стонхендж мы бы имели груду поваленных камней и восторженные воспоминания тех, кому еще посчастливилось побывать здесь до Фландерса Петри.

В 1918 году Стонхендж перейдет во владение государства. Теперь уже оно могло финансировать крупные раскопки. Опытный археолог Уильям Хоули предложит государству проект семилетних раскопок и даже получит согласие вместе с… крошечным бюджетом. В результате непомерной «щедрости» государственной казны Хоули иногда даже приходилось работать в одиночку. Но полковник Хоули был не просто ученым, он и в самом деле был «настоящим полковником» и, невзирая на все трудности, покрыл раскопками половину Стонхенджа. Но в конце концов сдастся и он: не из-за отсутствия материальной помощи государства, а из-за того, что так и не смог понять тайну Стонхенджа. В 1923 году, прекратив археологические работы, Уильям Хоули признается осаждающим его репортерам:

«…чем больше мы копаем, тем глубже становится тайна… Возможно, будущие поколения археологов будут более удачливы в решении этой загадки».

Только в середине XX столетия археологи, поначалу видевшие в Стонхендже всего лишь обыкновенное — пусть и очень древнее — культовое сооружение бриттов, вынуждены будут внести в свои догадки существенные коррективы. Известные ученые один за другим убедительно показали, что планировка комплекса находится в тесной связи с рядом современных астрономических, физических и математических знаний (в скобках, справедливости ради, замечу, что еще Уильям Стакли в 1740 году заявил, что ось, проходящая через алтарь и «Пяточный камень» и направленная вдоль аллеи, ориентирована на точку, совпадающую с положением восходящего солнца в период летнего солнцестояния).

Так Стонхендж постепенно превращался в символ астрономической науки…

Легенда четвертая. Страна погибших

Тилезин выехал за пределы Висячих Камней вместе с Мириддином-Роем. Сами они не заметили, как оказались в уделе чужого короля — Элицея. Это потом Мириддин в тревоге начал оглядываться, хотя и не слышно было ни звука. У Мириддина все не шел из памяти недавно убитый Тилезином лодочник, о чем тот так небрежно упомянул. Был он из людей удела Элицея. Кто знает, ведь его соплеменники могут догадаться, чьего меча это дело.

— Знаю, — негромко произнес Тилезин, который умел верно слушать даже тишину. — Возможно, это люди Элицея. — Он презрительно сплюнул на землю. — А Элицей уже давно продался со своим уделом римским владыкам.

Мириддин-Рой и спрашивать не стал, откуда о том известно Тилезину, он только сжал в руках меч покрепче. Он не хотел умирать. В жилах у него сделалось горячо, а в затылке — нестерпимо холодно. Не мог Мириддин и сосчитать, в скольких битвах довелось ему сразиться с врагом, но подобные ощущения никогда не отпускали его. Ощущения страха, ужасного страха. Мириддин-Рой и сказать не смог бы, чего боялся. Явно не боли и не поражения. А того, что боится он смерти, Мириддин не знал. Кончено и кончено, считал он, или к Доброй Трехликой Богине и Лугу, или в подземный мир, к духам ужаса… Нет, он просто еще не хотел умирать.

— Мириддин, — сердито прошептал Тилезин. — Не спи. Они идут.

Они и в самом деле появились: Элицей и его брат Гельвецей во главе мрачного воинства, хоть и немногочисленного, но все равно весьма опасного.

— Что тебе надо, Гельвецей? — крикнул Тилезин владыкам соседнего удела.

— Ты убил моего лодочника! — прогудел Гельвецей, его борода развевалась на ветру, а конь был весь заляпан грязью.

— Да, и что же? — отозвался Тилезин и повернулся к брату Гельвецея. — Элицей, я так и думал, что это был твой лодочник. Он так визжал, такого визга я мог ожидать лишь от твоих людей. Верно, трусость — родовая черта в вашем уделе!

У Мириддина перехватило дыхание. Тилезин вновь жаждет единоборства, это было совершенно очевидно. После таких оскорблений ни один король не утерпит. Тем более в присутствии своих людей. Элицей, еще более бородатый, нежели брат его, низкорослый и краснолицый, что-то прокричал Гельвецею. Распределял, кто с кем должен сразиться, подумал Мириддин-Рой. Времени на беспокойство о Тилезиновой руке не оставалось: Элицей уже спешил ему навстречу, вооруженный секирой и копьем. Он прорычал устрашающий боевой клич, непонятный для Мириддина. Рой уклонился от первого натиска короля соседнего удела и выбил копье у него из рук. Тот схватился за боевую секиру, метнул ее в противника, но промахнулся — секира вонзилась в землю. Мириддин кружил вокруг Элицея, примериваясь мечом для верного удара, и попал Элицею по ноге, из которой забил фонтан крови — словно кабана в лесу забили. Король соседнего удела, верный слуга пришлых римлян, рухнул с коня, жалобно вопя и проклиная своего врага.

— Мириддин! — крикнул тут Тилезин. Но голос его прозвучал на редкость слабо. Мириддин обернулся к товарищу и увидел, что Гельвецей норовит задеть Тилезина по раненой левой руке. Вот уже Тилезин рухнул с коня и оказался не настолько ловок, чтоб быстро подняться на ноги.

— Месть за лодочника! — еще успел, торжествуя, прорычать Гельвецей, а потом лишился своей бородатой главы. Подрагивая обезглавленным телом и истекая кровью, он мешком рухнул на Тилезина. Мириддин задыхался. Он ухватил голову Гельвецея за бороду и бросил вслед спасающемуся бегством вместе со своими воинами Элицею, не замечая при этом, что сам жутко кричит. А потом он почувствовал кровь убитого на своем лице и на руках и задрожал всем телом.

Тилезин обнял его. Он еще никогда так не поступал. Мириддин осел на колени, и его великий старый друг по ратям опустился рядом с ним. Он придерживал своего спасителя за плечи, а тот, стыдясь себя, плакал в голос.

— Все хорошо, — шептал Тилезин, — все хорошо.

Ноги их были мокры от крови Гельвецея.

— Тилезин… — все повторял Мириддин вновь и вновь, как будто открылись врата его вечного страха. — Не уходи.

Он и сам не ведал, откуда взялась эта пристыженная просьба, но удержать ее в своих устах не мог.

Из Висячих Камней к ним скакал всадник. Он глянул на обезглавленное тело и вопросил в неподдельном восторге:

— Ты победил Гельвецея, о господин?

— Нет, — ответил Тилезин, — мой брат Мириддин спас мне жизнь. Иначе б Гельвецей победил меня в бою.

Мириддин отвернулся от всадника, смахивая с лица пот, слезы и кровь.