Книга Побег из Северной Кореи. На пути к свободе - Ынсун Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже наступила ночь, когда мы, после целого часа тряского пути в кузове грузовика, достигли приграничной деревни. Пользуясь темнотой, мы удалились от деревни и двинулись через поле, прячась в кустах. Внезапно мои глаза, привыкшие к темноте, различили в ночи пятно. Река Туманган. За нею — Китай. Я надеялась, что свобода и рис ждут нас на том берегу. Этой ночью мы должны были там оказаться.
Место было мне знакомо, поскольку несколько недель назад мы уже сделали первую попытку. Тогда было начало марта. Следуя полученным советам, мы рассчитывали перейти замерзшую реку. Но нам пришлось признать очевидное: оказалось слишком поздно. Льдины уже плыли по течению реки. Начался ледоход, следовало ждать следующей зимы. Вечность! Ночью мы бесславно вернулись в Ындок. Мама, однако, никогда не признавала себя побежденной и решила: весной мы вернемся, чтобы перейти Туманган, но в этот раз по воде, так как река считалась неглубокой.
И вот ночью мы вернулись. Крадучись мы приблизились к берегу Тумангана. В нескольких метрах от реки я прижалась к песку. Отсюда можно было незаметно наблюдать за перемещением пограничных патрулей вдоль берега. Несколько часов мы оставались неподвижными в тишине. Мама вычисляла длительность и частоту обходов военных.
Около полуночи, после того, как прошел патруль, она подала знак, двинулась вперед и за руки потянула нас за собой. Внезапно мои ноги коснулись воды. Она была ледяная! Мы не умели плавать, но мама крепко держала нас. Очень быстро вода достигла колен, пояса, потом шеи. Я чувствовала, что вот-вот окажусь под водой. Мне было страшно. Мы с Кымсун пытались удержать маму, все такую же решительную.
Наконец она поняла, что река для нас слишком глубокая, и тогда отступила к дюнам. Какое облегчение для меня!
Но мама упрямая. Она велела нам благоразумно оставаться на месте и ждать: она одна попробует найти для нас проход. Медленно ее фигура погружалась в черную, как нефть, воду, становилась все меньше. Я промокла, зубы стучали, и я видела, как моя мать погружается в темноту. Вдруг она сейчас утонет, и мы ее больше никогда не увидим? И потом, если она сможет перейти на другую сторону, что будет со мной и Кымсун? Когда моя мать исчезла из виду, сердце заколотилось.
После долгих минут ее силуэт вдруг снова материализовался на берегу. С нее стекала вода. Она дрожала всем телом, едва могла идти. Я боялась, что она упадет в обморок. Ледяная вода изнурила ее. В трех метрах от противоположного берега дно внезапно понизилось, и она потеряла его. Потерпеть неудачу в трех метрах от Китая! Я растерялась. В черной ночи две маленькие девочки оказались одни, пытаясь поддержать больную и промокшую мать. Что делать?
— Что ж, сдадимся пограничникам, — решила она, уступая.
Перед маленьким пограничным постом нас пристально рассматривал его начальник. Моя мать объяснила, что мы шли за дровами, надеясь продать их в Раджин-Сонбоне, нелегально проникнув в соседний уезд по реке. Я чувствовала, что он ни на секунду не поверил нашей лжи. После минутного колебания он указал нам угол строения. Мы устали до предела и продрогли. Офицер принес нам кукурузные лепешки и сухое молоко и разрешил спать на полу. Мое тело согрелось от ондоль, системы подогрева пола, которую используют в Корее. Я провалилась в сон без сновидений.
Утром я поняла, что нам повезло. Человек в форме позволил нам уйти, ничего больше у нас не потребовал. Во время всего нашего путешествия иногда, на наше счастье, попадались щедрые люди, способные испытывать сострадание. Я не знаю их имен, но без них, возможно, меня сейчас не было бы в живых. Я хочу здесь поблагодарить их от всего сердца.
Несмотря на нежданное освобождение, наше положение оставалось катастрофическим. Мать решила, что о возвращении в Ындок на этот раз не может быть и речи. Но куда идти? Мама решила направиться в Раджин-Сонбон, большой город, надеясь, что в порту мы найдем возможность как-то прожить. Мы продали топор и пилу, чтобы собрать немного денег, и пустились в путь.
Это путешествие я помню как одно из самых гнетущих в моей жизни. Дождь лил как из ведра, мы не знали, где сможем заночевать, мы были в отчаянии. И самое главное, я навсегда потеряла изображение моего отца. Моя любимая фотография папы, та, где он в шапке, не выдержала воды Тумангана. Чернила растворились, и постепенно его лицо помутнело и исчезло навсегда. И сейчас мне не хватает этой фотографии. В новой жизни я вынуждена цепляться за детские воспоминания, чтобы не забыть черты отца. Я снова думаю о том волшебном путешествии в Пхеньян с ним и Кымсун, когда мне было девять лет. Мы ездили на метро и ходили смотреть на большую статую Ким Ир Сена и на его гигантский мавзолей. Папа хотел показать нам самые красивые вещи в столице. И главное, впервые в жизни он купил мне игрушку в магазине. Пластмассовую игрушку в форме звезды, которую я потом везде брала с собой. Я так гордилась перед одноклассницами. Воспоминания, потерянные навсегда…
Мы оказались в порту Раджин, где рыбаки выгружают улов крабов. Лапки, самая вкусная (и самая дорогая) часть, шли китайским торговцам. Нам доставались панцири, которые можно было купить за умеренную цену. В первый вечер нашей новой жизни без постоянного дома мама купила нам несколько, чтобы поднять настроение. Мы пировали втроем, не думая о будущем и все еще не зная, куда отправимся на ночлег.
В Раджине нам никто не мог помочь, тогда мы отправились умолять о помощи мамину семью в Чхонджине. Нужно было провести два дня в битком набитом поезде, тащившемся со скоростью улитки, чтобы добраться до этого порта в сотне километров к югу. Мы обошли вокзал, поскольку денег на билет у нас не было, и тайком проскользнули в поезд сзади. Когда состав тронулся, я съежилась в углу, поджидая контролеров. Когда они подошли, мы протолкнулись через плотную толпу и скрылись в туалетах. Суметь втроем разместиться в этом закутке — это был подвиг, мы оказались прижаты, как сардины в банке! В вагоне стоял невыносимый запах мочи, поскольку многие путешественники, не имея возможности попасть в туалет, отправляли естественные потребности в коробки. Кроме того, следовало опасаться воров, которые свирепствовали в вагоне, особенно когда поезд шел в туннеле. Мы спали, держа в руках обувь, чтобы у нас ее не украли во время сна.
Какой контраст по сравнению с комфортабельным поездом, на котором мы ездили в Пхеньян с папой! Мягкие скамейки, большие окна, чтобы любоваться пейзажем, изысканная атмосфера… Красивые женщины в нарядной униформе проверяли билеты. В дороге они развлекали нас, играли на аккордеоне в центральном проходе. Часто пассажиры просили сыграть песню, и они исполняли просьбу, в свою очередь, прося того или иного пассажира спеть. И был даже вагон-ресторан!
Всю свою жизнь я буду тосковать по этому путешествию. Об этом мираже, предназначенном для аппарата наших диктаторов, так как уже тогда во всей стране начали чувствоваться трудности со снабжением. Но мне было все равно: я была еще убаюкана детской беспечностью.
Через два дня изнурительного пути мы постучали в дверь дома моей тети, младшей сестры моей матери… Она лишилась дара речи, увидев нашу оборванную одежду. Долгое время она не получала вестей о нас, но никогда не подозревала о подобном.