Книга Ловушка для чужого жениха - Кейтлин Крюс

– Уже поздно, – наконец сказал он, решив, что у нее уже слипаются глаза. Он тоже устал, хотя скорее выбросился бы из окна пентхауса, чем признался в этом даже себе, не говоря уже о Валентине. – И хотя работы еще непочатый край, думаю, что на сегодня можно закончить.

Валентина сидела на стуле, подобрав под себя ноги и блестя изумрудными глазами.

– Я пойму, если вам нужно отдохнуть, сэр, – приторно-слащавым тоном произнесла она.

Ахилл стоял спиной к окну, за которым бурлил ночной Манхэттен. Услышав слова Валентины, он почувствовал, как в нем закипает весьма опасное чувство…

– Мне показалось, или вы ставите под сомнение мою работоспособность?

– Боже упаси, – всплеснула руками она. – Вы же Ахилл Касилиерис, само воплощение настоящего мужчины. Слабость для вас – непозволительная роскошь.

– Похоже, что дискутировать со мной – ваша новая стратегия, – как можно мягче сказал он, пытаясь справиться с охватившим его внутренним жаром. – Позвольте вас предупредить, что это можно назвать стратегией в том случае, если ваша цель – остаться без работы и без рекомендаций. Не говоря уже о черной метке, которую я с радостью поставлю напротив вашей фамилии.

Валентина лишь беспечно махнула рукой.

– Столько угроз. – Она качнула головой. – Понимаю, что это ваш стиль руководства и вы успешный бизнесмен. Но это так утомительно.

– Подойдите сюда, – сказал он. – И не заставляйте меня просить дважды. Вам не понравится.

Она грациозно поднялась со стула. Валентина все делала с непринужденной грацией, влиявшей на него так, что он не хотел об этом думать. Он знал, что она не хочет к нему приближаться. Он просто чувствовал, что она осторожничает. На миг ему показалось, что она откажется ему повиноваться. Если она заартачится и останется на другом конце офиса, он еще больше укрепится в мысли, что хочет ее.

Этого не должно произойти ни под каким видом. Ахилл – человек, который не испытывает желаний, он просто берет. Желать – значит проявлять слабость, а это ведет в темноту. Хотя сегодня он не считал желание слабостью, скорее наоборот.

Он явно недооценил принцессу.

Валентина расправила плечи едва заметным движением и направилась к нему, высоко держа голову и с прямой спиной, словно прима-балерина. На ее губах играла приятная улыбка, которую, как он теперь знал, она умела изобразить в нужный момент. Это вызвало у него восхищение, хотя ему не хотелось себе в этом признаваться.

Реакция его тела на ее грациозную походку удивила его. Он почувствовал, как участился пульс и кровь забурлила в венах. Возбуждение, словно разряд тока, пронзило его мощную атлетическую фигуру. Валентина подошла и встала рядом.

– Что вы видите из окна?

– Это вопрос с подвохом? – ответила она вопросом на вопрос. – Я вижу Манхэттен.

– Я вырос в трущобах. – Его голос прозвучал резче, чем ему хотелось. – Для успешных бизнесменов в порядке вещей рассказывать о том, что они начинали карьеру с нуля. Особенно это касается американцев. Но в большинстве случаев они явно преувеличивают. В моем же случае трущобы – еще мягко сказано.

Валентина судорожно сглотнула.

– Не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.

– Вы смотрите из окна и видите шумный город, пробки, спешащих по своим делам людей. – Он слегка отодвинулся, чтобы посмотреть на Валентину. – Я вижу надежду, отчаяние и боль от потерь, через которые мне пришлось пройти, чтобы предстать перед вами нынешним Ахиллом Касилиерисом, создавшим все это. – Он махнул рукой в сторону пентхауса и «Касилиерис кампани» в придачу. – И я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить созданное.

Ахилл не знал, что с ним произошло, пока он говорил. Ему вдруг захотелось, чтобы эта принцесса, пытающаяся его дурачить, поняла его.

Такое происходит с ним впервые, и это невыносимо. Но его уже понесло.

– Вы считаете стремление к успеху случайным, мисс Монэт? – спросил он, рискуя выложить ей правду о себе, которой никогда и ни с кем прежде не делился. – Амбиции, внутренний драйв, воля к победе, вы думаете, что все это на деревьях растет? Хотя, похоже, я не у той спрашиваю. Не вы ли тысячу раз заявляли, что не амбициозны?

Это было одной из причин, почему Натали так долго с ним работала. Другие старались использовать подобную должность как трамплин для карьерного роста. Но эта женщина не Натали. Сейчас он знал это наверняка, поскольку вел упорную борьбу с собой, чтобы ненароком не распустить руки.

– Амбиции, как мне кажется, позволительны тем, кто свободен им следовать, для тех же, кто не обладает такой свободой, – глаза Валентины сверкнули, и Ахиллу вдруг захотелось узнать, каковы ее стремления, – это не что иное, как неудовлетворенность, которая гораздо менее значима и более деструктивна. Надеюсь, вы со мной согласитесь.

Развернувшись к Валентине лицом, Ахилл непроизвольно протянул руку и дернул ее за кончик шелкового конского хвоста, который касался ее плеч всякий раз, когда она поворачивала голову.

Губы Валентины слегка приоткрылись, и ее нежное дыхание коснулось его щеки. Ахиллу страстно захотелось ее обнять, но он сдержался.

– Стало быть, вы чем-то не удовлетворены? – спросил он, с трудом сдерживаясь, чтобы не назвать ее настоящим именем. Ахиллу вдруг расхотелось играть с ней в прятки.

Валентина довольно долго молчала.

– В самом понятии «неудовлетворенность» нет ничего страшного, – наконец сказала она. – Но вы считаете ее предательством, хотя это неверно.

– Как же иначе? – удивился Ахилл.

– Возможно, быть и лояльным, и открытым другим шансам, которые предоставляет жизнь, – ответила она.

– Не думаю, что такое сочетание возможно, – резко сказал он. – Ты или верен своим обязательствам, или нет, третьего не дано.

При этих словах Валентина напряглась. На ее лицо набежала тень, но тут же исчезла. Она взяла себя в руки. Отчего-то Ахилл не чувствовал себя победителем.

– Иногда обязательства не твои, – буравя его взглядом, жестко сказала Валентина. – Порой они достаются тебе по наследству. Легко сказать, что ты будешь их соблюдать, потому что от тебя этого ждут, но трудно сделать.

Он понял, о чем она говорила. Ее предстоящий династический брак. Тем не менее он не испытывал жалости к избалованной дворцовой жизнью и ни к чему не приспособленной принцессе. Хотя, как это ни странно, в нем зашевелилось чувство стыда, которое он никогда не позволял себе испытывать. А еще его охватило вожделение.

Это была для него ночь открытий. Ему хотелось прервать их эмоциональную дискуссию поцелуем, попробовав на вкус ее чувственные губы. Ему хотелось насытиться ею, как умирающему от голода. Это желание росло в нем с того момента, как они оказались на борту самолета и он окончательно понял, что его помощница не та, за кого себя выдает. Тем не менее он заглушил зов плоти и, отойдя от нее, сказал: