Книга Жизнь и труды Клаузевица - Андрей Снесарев

1792 г. Карл сначала был отдан в первоначальную школу в Бурге, но уже на двенадцатом году (в 1792 г.) он поступил в полк принца Фердинанда, в Потсдаме, в звании юнкера. Два старших брата Карла уже служили в прусской армии. Разрыв с семьей и первые месяцы в Потсдаме, где он постоянно себя чувствовал «чужим и одиноким», больно отозвались на переживаниях мальчика, как Клаузевиц вспоминал об этом много лет спустя; и каковые переживания он считал началом того духовного раздвоения и «пессимизма» («sehnwermütigen Empfindungen»), которые так были свойственны его душевному складу Но исхода не было: военная карьера представляла хотя бы отдаленную возможность создать себе прочную родину и положение в мире. Взрыв революционной войны, казалось, открывал для таких надежд самый широкий простор. Маленький Клаузевиц принимал участие в рейнских походах 1793 и 1794 гг. Когда полк проходил какую-либо деревню, крестьяне не без удивления видели в рядах солдат хрупкого мальчугана, гнущегося под тяжестью своего знамени. Вместе с полком Карл участвовал при осаде Майнца, и когда последний, объятый пламенем, пал, то среди «ура!» прусской армии звенел и детский голос молодого победителя, как он рассказывал потом в одном из своих писем[22].

Молодое тело не было на высоте военных тягот[23], но мысли парили высоко. «Мое вступление в мир, — вспоминал потом Клаузевиц, — произошло на театре великих событий, где решались судьбы народов; мой первый взор пал не на храм, где домашняя уютность празднует свое скромное счастье, а на триумфальную арку со вступающим в нее победителем, пылающее чело которого охлаждает свежий лавровый венок»[24]. Несомненно, обольстительные картины боевой славы оставили на ребенке неизгладимый след, и им в значительной мере придется приписать то страстное увлечение военным делом и тот возвышенный взгляд на войну вообще, которыми затем были отмечены думы и акты Клаузевица.

1795 г. В 1795 г. была прервана боевая карьера мальчика, и судьба забросила его вместе с полком в Вестфалию, где Клаузевиц, теперь прапорщик (Fähnrich), прожил в уединении несколько месяцев в доме крестьянина. Переход от шума войны к тихим, монотонным дням деревенской жизни был резок и «впервые» заставил Карла «бросить духовный взор на свое внутреннее я». Здесь опять мы сталкиваемся с проявлением психологической раздвоенности, разлада между миром идей и пониманий и фактическими возможностями, даже умением их реализовать, что так было свойственно природе Клаузевица и дало свое отражение на его творениях. Только в одной области духовного творчества, говорит Ротфельс, а именно в сфере создания теории войны, Клаузевицу удалось достигнуть желанного примирения идеи и реальности, самодовлеющего мышления и военно-политической энергии.

Война, заняв ум, воображение и физику мальчика, естественно, не дала ему досуга, чтобы пополнить свои, видимо, довольно скудные знания, и мы видим, как Карл старается получить из Оснабрюка книги, которыми он и заполнил часы своего деревенского досуга. Что это были за книги и что интересовало 15-летнего мальчика, мы не знаем, но в данном случае важно констатировать эту рано пробудившуюся потребность саморазвития, намекавшую на пытливость ума и незаурядные данные природы.

1795–1801 гг. После Базельского мира полк перешел на квартиры в Н. Руппин, небольшой провинциальный городок, отмеченный печатью исключительной скуки; в нем Клаузевиц прожил шесть лет. Внешняя обстановка жизни была монотонна и невзрачна, окружавшее Карла офицерство[25], по своему умственному кругозору, характеру и образу жизни, не представляло для него ничего ни поучительного, ни привлекательного. Молодой Клаузевиц не впервые почувствовал себя одиноким, должен был замкнуться в себе, переживая, как никогда, всю резкость контраста между внутренними запросами жаждущей размаха натуры и беспросветным положением бедного выброшенного на заурядную мирную стезю субалтерного офицера. Канва духовного разлада сплеталась все плотнее и плотнее.

Приходится сильно пожалеть, что об этих шести годах жизни Клаузевица мы так мало знаем. Трудно допустить, чтобы он мог эти года, при монотонности провинциальной жизни, бедности ее духовных интересов, скудности книжного материала, той или иной служебной занятости, использовать для расширения своего кругозора или для накопления знаний — они были, как увидим ниже, более, чем скромны — но мы смеем догадываться, что шесть лет Н. Руппинской жизни не прошли даром для создания настроений, для наброска первых вех будущего миросозерцания, для отточки характера. Судя по заметкам, воспоминаниям в письмах и другим данным, Клаузевиц в эти годы преимущественно занимался математикой, французским языком и военными науками — последними, вероятно, в объеме содержания полковой библиотеки.

Что Клаузевицу действительно недоставало в этой обстановке, это культурного общения людей, возможности учиться «на слух» путем беседы и подражания. Он, однако, строил свои корабли и одиноко искал им дорогу на безбрежном море своей нервной жизни. Командир полка полковник Кшаммер (Cschammer) был незаурядный человек[26] и не чужд был стремлений, выделяющихся над уровнем убогой обстановки, но Клаузевиц уже перерос добрые педагогические устремления своего начальника.

Тем большее впечатление произвел на молодого офицера другой шеф Н. Руппинского полка. Воспоминания о Фридрихе были еще очень живы в армии, и Клаузевиц должен был подойти к изучению дел и дум его не по одному лишь побуждению изучать военное дело, но и благодаря еще слишком свежим преданиям и рассказам о великом короле. Несомненно, духовный облик крупнейшего полководца, его своеобразное миросозерцание, полная превратностей жизнь, бурная активность, минуты духовной прострации, над которыми, в конце концов, всегда господствовало ничем не укротимое мужество, король-работник и король, готовый «погибнуть с честью…» Этот причудливо сложный и вдохновенно-высокий облик полководца и политика оставил неизгладимый след на душе Клаузевица; глубокое увлечение королем и постоянное к нему внимание имели своим источником, несомненно, эти молодые годы в Н. Руппине[27].