Книга Предатель ада - Павел Пепперштейн

Грохот европейского солнца, которое становится год от года все более жарким. Кого-то этот звук погружает в пучины сексуального томления, кого-то толкает на убийство.

Вот человек идет на встречу со своим старым другом. Встречаются в парке, у реки. Это серьезные, деловые люди. Им надо нечто важное обсудить подальше от посторонних глаз. Оба вооружены. Зачем они вооружены? Быть может, играют в мальчишечьи игры или боятся чего-то. Зачем-то они убивают друг друга в этом парке. Зачем? Они не собирались этого делать. Не потому ли, что вокруг царит слишком великолепное лето? Как в романе Альбера Камю «Посторонний», где жара толкает человека на убийство.

«В тот день Солнце довело меня…»

Эндрю посоветовал мне поговорить с одним немолодым американцем по имени Виктор Тиборн — когда-то этот господин работал на правительство Соединенных Штатов, но его отправили в отставку за то, что в решении некоторых вопросов он проявил неоправданную жестокость.

Виктор пристально интересовался научными разработками в области звука. Говорят, именно ему принадлежала идея создания марионеточной компании UNISAUND. Некоторое время назад Морис работал под непосредственным руководством Виктора. Я знала, что нынче Тиборн уже не у дел: он тихо живет в своей парижской квартире.

Я навестила Тиборна в его тихой парижской квартире. Квартирка напоминала приют пожилого интеллектуала, но сам Тиборн постоянно пил виски и не расставался с пистолетом. Для бывшего агента он оказался на удивление болтлив. Прихотливая речь лилась рекой из уст этого статного и немного старомодного господина.

— Для нас, американцев, звук выстрела — это голос Бога, — сказал он, нежно кладя руку на свой пистолет. — Вы смелая девушка, мисс Марпл. Англичанки вообще отважны. У меня хороший чай, он придется вам по вкусу. Моя фамилия означает «рожденный из чая», но я, с вашего разрешения, предпочитаю виски, ведь чай — не лекарство от отчаяния. Отчаянная отвага! В наше время все так истерзаны страхом, что совершенно перестали бояться смерти. Страх порождает бесстрашие. Ум порождает безумие. Безумие порождает события, не имеющие смысла…

В какой-то момент его образ стал мутным в моих глазах. Кажется, я потеряла сознание. Видимо, Виктор что-то добавил в состав превосходного чая. Очнулась я на полу. Дуло тиборновского пистолета болталось у самых моих глаз. А он все болтал.

— Я очень хотел бы пристрелить вас, юная леди. А все потому, что вы так милы. К сожалению, у вас слишком влиятельные родственники. К тому же, видите ли, я решил встать на путь святости. Черная дорога святости. Раньше-то я ходил красными и белыми путями… Но нынче… Я решил принять русское православие. Вам нравится русская религиозность? Мне — да, хотя я мало об этом знаю. Конфликта с Россией не избежать, нам надо проникнуться их духом. Говорят, в Крыму вы наблюдали русскую пасхальную процессию в тумане? Должно быть, волшебное спиритуальное переживание. Как видите, я наслышан о ваших подвигах. Не желаете пулю? Нет? Ну и не надо, если вы сегодня не в настроении. Я мало знаю о русском православии, но недавно приобрел рясу русского монаха-схимника. Это подлинная, дорогая вещь. Скоро я надену это священное облачение и пройдусь по черной дороге.

В последующие дни я узнала, что Тиборн действительно регулярно надевает монашескую рясу и в таком виде бродит по лесной дороге близ Парижа, которая называется Черный путь. Там его и пристрелили Эндрю и Энтони. Продырявленную пулей рясу они забрали себе в качестве трофея и после резво развлекались с этим экзотическим одеянием — наряжались сами, обряжали в нее своих экзотических подруг…

В ночь, предшествующую гибели Тиборна, мне приснилось, что я встречаю этого старого агента во Дворце инвалидов и он передает мне чемоданчик Сэгама.

Кстати, о чемоданчике. Сэгам всюду возил с собой этот нелепый старинный чемодан. Как-то раз, в компании с моими парижскими подружками Фанни Ли, Элен Макгрегор и Нэнси Риннер, мы открыли этот чемоданчик. Он был наполнен безделушками из прозрачного стекла: стеклянная рука, стеклянный крест, несколько стеклянных шаров, нож с хрустальной рукоятью, несколько керамических ушей-значков, какие носили сотрудники компании UNISAUND. Среди этого стеклянного и керамического стаффа лежало чье-то реальное отрезанное ухо, сухое и сморщенное. Элен чуть не блеванула. Мне вспомнились древние татаро-монгольские всадники, украшавшие себя ушами убитых врагов. Мне никогда не довелось узнать, кому это ухо принадлежало.

Почему Сэгам так обожал прозрачные стеклянные вещицы? Быть может, таким образом он компенсировал тотальную непрозрачность того, что происходило с нами и вокруг нас?

Взглянув на стеклянную руку (прозрачная ладошка — то ли младенца, то ли небольшого бога), я вспомнила о «синдроме оживающей руки». Моя подруга Фанни Ли училась на психиатра и психолога, она страстно интересовалась гипнозом. Вместе с Фанни, Нэнси и Элен мы провели удачный эксперимент над Сэгамом. Фанни погрузила Мориса в гипнотический сон, после чего мы наблюдали эффект оживающей руки.

Все произошло именно так, как мне описывали сотрудники ялтинской клиники: Сэгам крепко спал, вдруг рука его шевельнулась, воспряла. Словно независимый паучок, она встала на свои ножки-пальцы и стала осторожно перемещаться по телу спящего, медленно подкрадываясь к его горлу. Затем она впилась ему в глотку, явно стремясь задушить. Тело Сэгама выгнулось дугой, он захрипел, судорожно оттаскивая взбунтовавшуюся конечность другой рукой, которая еще сохраняла ему верность. Все закончилось пробуждением и смущенным взглядом Сэгама. Он ничего не помнил о поединке с собственной рукой.

Кульминацией нашего пребывания в Париже стал день 14 июля 2013 года — День взятия Бастилии, когда мы с Морисом наблюдали парад на Елисейских Полях. Пока мы созерцали, как из хаотичного брожения офицеров и солдат рождается упорядоченная структура парада (процесс, напоминающий превращение кипящей воды в лед, наблюдаемый под микроскопом), в разных уголках Парижа совершилось некоторое количество убийств.

За один день погибли почти все, с кем я общалась в Париже: убили Эндрю и Энтони (кажется, их пристрелил Венгерский Директор, в чьем лице я всегда читала знаки безумия), погибли любовницы Эндрю — негритянка Солланж и японка Якиро, погибли мои подруги Фанни Ли, Элен Макгрегор и Нэнси Риннер. Погибли еще несколько человек.

Вечером того дня я должна была встретиться с одной девушкой на крыше дома, где шли ремонтные работы. Она не хотела, чтобы кто-то знал о нашей встрече. Одно время она была секретаршей Венгерского директора и собиралась нечто мне сообщить. После парада я поднялась на верхний этаж ремонтируемого дома — там я нашла ее тело в одной рубашке. Видимо, ее убили не здесь, а тело положили среди строительных лесов специально для меня.

Мне казалось, я наблюдаю кукольный спектакль, где трупы используются в качестве марионеток.

Я увидела эту мертвую девушку в тот миг, когда великолепный салют осветил небо тысячью праздничных огней.

Я решила, что мне необходимо навестить мою тетю Элоизу, весьма мудрую женщину, которая не раз помогала мне своими советами. Тетя жила в своем имении в Камарге, болотном и заповедном уголке южной Франции, неподалеку от Арля, — там она развлекалась охотой и выращиванием овощей. «Она никогда не промахивается, стреляя по бурым цаплям» (эта фраза пронзила собой сто двадцать моих сновидений). Несмотря на жизнь в глуши, Болотная Фея всегда поражала меня своей осведомленностью.